Что бы ни получилось в результате из этого турбосближения между обеими Кореями, а также между Северной Кореей и США, которое само по себе весьма отрадно, даже завзятый оптимист не сможет себе представить, что КНДР действительно избавится от ядерного оружия, благодаря которому мир наконец-то начал воспринимать эту страну всерьез. Кроме того, теперь у Ким Чен Ына появился проницательный, конструктивный и, возможно, слишком подверженный идеализму партнер в Южной Корее — и беззастенчивый шоумен в Белом доме, который, как и сам Ким, видит интерес и выгоду в том, чтобы ставить форму превыше содержания. Таким образом, я уверен, что в настоящее время ничто не угрожает Ким Чен Ыну лично, поддерживающему его аппарату власти и Северной Корее в целом. Остается лишь признать, что предвыборный лозунг Кима Третьего — пён-джин и благосостояние под защитой ядерного оружия — стал настоящим успехом как для режима, так и для лояльной части населения.

Беженцы в Северную Корею

★

★

Существует целое сообщество людей, которые принимают Северную Корею всерьез даже больше, чем сами северокорейцы. Речь идет о так называемых международных обществах дружбы, потомках групп по изучению чучхе из золотой эпохи. В наши дни большинство этих обществ малы и безвредны: это относительно интересный способ провести досуг для одиноких пожилых мужчин с европейской периферии. Имеется несколько исключений, которые лишь подтверждают правило, — полупрофессиональных организаций, в которых состоят политические активисты, тесно связанные с северокорейскими властями. Много лет самой активной и известной из таких организаций руководил один норвежский программист.

Норвежец, работающий на Северную Корею

Готов умереть: 33-летний норвежец по имени Бьёрнар Симонсен работает на Северную Корею и готов отдать жизнь за эту страну (TV2.NO, 2010).

Слово, как говорится, не воробей. Сегодня, много лет спустя после вышеупомянутой телепередачи, герой признает, что, вероятно, слегка перегнул палку. Но его чувства были искренними, по крайней мере в тот момент, а иначе это не чувства, а холодный расчет. Так или иначе, он был более или менее официальным и уж по крайней мере авторизованным представителем Северной Кореи в Норвегии почти десять лет, и никого это не волновало. И вдруг в ноябре 2010 года ему, скромному программисту из пригорода Осло, позвонили с национального телевидения и попросили дать интервью о последних политических событиях: по информации международных новостных агентств, северокорейская артиллерия без предупреждения атаковала военную базу на приграничном южнокорейском острове Ёнпхёндо, находящемся в спорных территориальных водах недалеко от западного побережья Корейского полуострова. Артиллерийский обстрел длился несколько минут. Были убиты южнокорейские военные и гражданские, причинен значительный ущерб зданиям. Мир задержал дыхание, как писали таблоиды. Неужели началось? Чем ответит юг на это очевидное и грубое нарушение перемирия? Что, если спящие доселе псы войны проснутся и начнут свирепствовать на полуострове, породив ядерный ад, какого еще не видел мир? И все такое. Бьёрнар колебался. Воспоминания о том, чем закончилось его общение со СМИ в прошлый раз, еще причиняли боль, хотя прошло уже шесть лет. С другой стороны, у него имелся и положительный опыт взаимодействия, и он помнил пьянящую легкость, с которой он встретил камеры и микрофоны в зале прибытия пхеньянского аэропорта. Кто знает: может, ему удастся что-то изменить? Может, кто-то в Пхеньяне сможет оценить, что он оправдал доверие в такой непростой и напряженной ситуации. Настоящий друг познается в беде.

Ладно, черт с ним!

«Я восхищаюсь политической системой Северной Кореи», — говорит он телеканалу TV2 Nyhetene.

Как и все остальные вещи, связанные а) с Северной Кореей и б) с человеческой памятью, история Бьёрнара одновременно и правдива, и ненадежна. Осознанно или нет, мы отдаем предпочтение тем фрагментам истины, что лучше вписываются в монумент, построенный нами у себя в уме.

Я знаком с Бьёрнаром уже много лет, и я уверен, что он совершенно непринужденно смешивает правду, полуправду и на четверть правду, причем, скорее всего, сам того не осознает. Самое главное, что при этом ему верят. В день нашей встречи этот рослый, добродушный на вид парень отнюдь не кажется яростным фанатиком или запрограммированным зомби. Прямотой и порядочностью плюшевого медведя он скорее напоминает какого-нибудь начинающего регионального политика на гастролях в столице, чем столичного жителя, которым в сущности является.

Прошло уже несколько лет с тех пор, как он, по его собственным словам, «снялся» с должности международного советника (International Counsellor) Корейской ассоциации дружбы (Korean Friendship Association, KFA), так что он ничем не рискует, отвечая на вопросы честно.

На груди Бьёрнар с гордостью носит красный значок с портретом основателя режима — Ким Ир Сена в знак того, что служит стране и готов за нее умереть.

Как и многие члены различных сект и культовых организаций, Бьёрнар рассказывает, что всю жизнь чувствовал себя белой вороной. Детство он описывает как «среднестатистическое». Бьёрнар рос в 1980-е, когда Норвегию еще не затопили нефтяные сверхдоходы и она пока что оставалась бережливой и обособленной страной с сильной склонностью к государственной монополии, вызывающей чувство ностальгии. Первая волна грешного капитализма пришла в середине десятилетия, превратив страну в финансовые Содом и Гоморру. Но для ученика начальной школы, каким был в то время Бьёрнар, это прошло незамеченным. У него эта эпоха ассоциируется с «большой стабильностью»: «Мы жили хорошо в материальном плане, у нас был один государственный телеканал, одна телефонная контора, и мы чувствовали себя в безопасности».

Во время разговора до меня постепенно доходит, что идеализированная Северная Корея, которую он постоянно хвалит и приводит в пример, имеет много общего с Норвегией его детства, по которой он явно тоскует. В 1990-х, по мере того как нефтяные деньги все сильнее сказывались на жизни широких слоев населения, жизнь становилась сложнее. У Бьёрнара проснулся интерес к устройству общества, но те стабильные и предсказуемые механизмы, которые он знал с детства, разрушались. Общество потребления предлагало неограниченные возможности и все больше зависело от него самого. Повзрослевший Бьёрнар считает себя «довольно-таки странным человеком, к которому стоит приглядеться повнимательнее, страдающим легкой формой синдрома Аспергера или чего-то подобного».

Он часто возвращается к этому описанию, чтобы объяснить и себе, и мне, почему его взрослая жизнь сложилась именно так. Он говорит, что «ожидает, что вещи подчиняются хоть какой-то схеме», что ему хочется «делать вещи правильно», он «любит информацию, физику и математику» и «всегда был немножко инженером». Одно из понятий, с помощью которых описывают северокорейское общество, — «гигантский социальный эксперимент», или social engineering.