О том, что Бьёрнар работает на Северную Корею, известно уже давно. Он несколько раз ездил в эту страну и постоянно повторяет, что в ней царят демократия и полная свобода слова.

Пока модные мальчишки и девчонки беззаботно входили в пубертат и 1990-е «с кепкой задом наперед и скейтбордом», Бьёрнар упрямо продолжал строить свою башню из слоновой кости, разрабатывая «своего рода утопическую комбинацию из идеологии „Стар Трека“ и старого доброго советского коммунизма, которые я в конце концов свел воедино. Это был мой имидж». Разумеется, этот имидж стал еще одним поводом для травли Бьёр-нара, в котором теперь видели не просто компьютерного гика, но еще и «советского» гика. Бесклассовое общество, братство, члены которого вместе работают для достижения общей цели, где никто не ставит себя выше других и никто не остается за бортом, — вечная песнь сирен для всех изгоев и подростков, которым трудно найти свое место в мире. Здесь Бьёрнар нашел четкую, понятную и правильную систему, которая «была деятельной и активной, а не хаотичной и меркантильной, как общество потребления». Здесь те, «кто увлекался химией, физикой и математикой», могли получить собственные лаборатории и почетные ордена вместо насмешек и издевок на большой перемене.

Кроме того, он утверждает, что Северная Корея является государством всеобщего благосостояния.

— В стране бесплатная медицина, бесплатное жилье, бесплатное образование и множество других благ.

Летом 1994 года канал ИЯК, который уже не был единственным телеканалом в стране, показал завораживающие и пугающие кадры, снятые в стране, просто обезумевшей от горя: «Когда умер Ким Ир Сен, по ИИК показали короткий репортаж из Пхеньяна, где тысячи детей истерически рыдали по умершему Вождю. Я думал, люди должны ликовать, что он наконец преставился, если он действительно был таким ужасным, каким его представляли наши СМИ».

Оглядываясь назад сегодня, он яснее видит личные причины, по которым его так тронули изоляция и внутреннее единство Северной Кореи.

Они «могли объяснить, почему я решил поддерживать Северную Корею без оглядки. Северная Корея была вечным мальчиком для битья и объектом травли, но я осознал это сходство между нами лишь много лет спустя. Северная Корея казалась мне последним незапятнанным островком коммунизма».

Нынешняя и прошлая чистота и незапятнанность — центральные элементы северокорейского национального самосознания (впрочем, как и любого другого национального самосознания или религии). Бьёрнар признает, что он отнюдь не эксперт-политолог и, в общем, «не очень силен в политике». Но его (или чья-либо) мечта о великом единстве построена не на какой-то политической программе, пусть даже подробной и логичной. Она укоренена гораздо глубже. Тоталитарные идеологии и движения — различные измы — так успешны именно потому, что им не нужна внутренняя логика или последовательность. Они основаны на древних инстинктах: самосохранении, стадности и страхе перед неизвестным.

Как-то раз в начале нового тысячелетия Бьёрнар наткнулся в интернете на страничку, которая казалась слишком настоящей, чтобы быть таковой:

The Official Webpage of the Democratic People’s Republic of Korea (Официальный сайт Корейской Народно-Демократической Республики). Примитивный дизайн, герб и напыщенный, вычурный язык пропаганды говорили о том, что эта страна не совсем вписывается в современный мир, сформированный проводами и каналами связи. Это был мир, «путешествие куда казалось мистическим». Бьёр-нар вступил в международное общество под названием Корейская ассоциация дружбы, которое, насколько он понял, и разработало сайт. Таким образом он получил право «увидеть Северную Корею и вступить в непосредственное общение с ее гражданами. С путешественником, который приехал в составе делегации Ассоциации дружбы, обращаются не как с туристом, но как с другом КНДР, и ему предоставляется доступ к местам, информации, знаниям и событиям, которые недоступны обычным посетителям. А для бизнесменов это единственный способ вести успешную и эффективную деятельность с гарантиями от государства» [149].

Кто бы ни стоял за этим заманчивым предложением, попытка не пытка, и Бьёрнар решил попробовать. Он написал короткую самопрезентацию и нажал кнопку «Отправить». Менее чем через двое суток в его входящих появилось любезное и высокопарное письмо с благодарностью от лица корейского народа — от человека по имени Алехандро Као де Бенос, называвшего себя президентом Корейской ассоциации дружбы. «Про себя я подумал, что это странно — получить ответ от испанца, а не корейца, но потом прошло еще несколько недель, и мне пришло настоящее бумажное письмо — из Северной Кореи!» Даже бумага была другой — тонкой, хрупкой и слегка пожелтевшей, «словно из былых времен». Наверху красовался герб Северной Кореи и внушительная «шапка»: Комитет по культурным связям с зарубежными странами Корейской Народно-

Демократической Республики, Пхеньян. Письмо гласило: «Мы узнали от Мистера Алехандро, что вы хотите посетить нашу страну… и мы с радостью приглашаем вас. Добро пожаловать!»

«У меня была работа в ИТ, и я подумал, что в Северной Корее я мог бы преподавать английский и информатику. Просто промелькнуло в голове. Я мог бы пожить там год, попробовать узнать как можно больше, поплотнее пообщаться с местными. У меня была идея, что если уж делать что-то, то нужно делать что-то полезное. Приносить пользу и получать что-то взамен».

В то время в массовом сознании сформировался образ Северной Кореи как новой «империи зла». Мировая пресса пировала на репортажах о страшном голоде, по-прежнему терзавшем эту загадочную страну после идеального шторма, наступившего в результате ряда политических, общественно-экономических и климатических совпадений в середине 1990-х. После смерти отца-основателя Ким Ир Сена новый деспотичный и дородный Вождь жил, по слухам, в неимоверной роскоши, позволяя запуганному и оголодавшему населению поклоняться себе как богу. Бьёрнар относился к этому легко. Он давно научился игнорировать необоснованные придирки крутых ребят в кепках и со скейтбордами. Злобно ревут вокруг бури кровавые, и все в таком духе [150]. Он наконец нашел дело, которое могло что-то значить в глобальном масштабе: «Модернизация Северной Кореи и вывод ее в онлайн. Я хотел вывести Северную Корею в интернет, чтобы она использовала его как платформу для диалога. Ведь поездка в Северную Корею стоит безумно дорого, и диалог, который получается на месте, может быть весьма… непростым».

Доверие между ним и испанским президентом ассоциации росло. Очень скоро Алехандро повысил его до «официального делегата КАД в Норвегии», то есть своего рода посла ассоциации и тем самым самой КНДР. Дипломатического представительства Северной Кореи как такового в Норвегии не было. Со временем Бьёрнар фактически стал «официальным сайтом Корейской Народно-Демократической Республики». Страничка набирала все больше просмотров по мере того, как в мировых СМИ появлялось все больше странных и неприятных новостей об этой стране. «Я тратил много времени на поддержание сайта. Он стал моим хобби, и каждый день после работы я возился с ним по несколько часов. Алехандро постоянно хвалил мою работу, а я модернизировал страничку Корейской ассоциации дружбы и сделал ее более актуальной». Численность членов организации росла — может, и не лавинообразно, но по крайней мере равномерно. Теперь уже Бьёрнар стал ветераном и привратником, отвечавшим на взволнованные и полные надежд запросы от неофитов. Поступали они в основном от мужчин из разных европейских стран и США, причем многие тоже работали в сфере ИТ. Большинство выражали недовольство западной культурой и восхищение Северной Кореей. Часть из них спрашивала, можно ли поехать в Северную Корею — и чем они могут помочь. Многие, как и Бьёрнар, вскоре получили от Алехандро «повышение» до статуса «официальных делегатов» в своих странах и собственные (виртуальные) офисы. Очень скоро КАД превратилась — по крайней мере, на экране — во влиятельную и расширяющуюся всемирную организацию с представительством на нескольких континентах. Сам Алехандро в дополнение к титулу «президент Корейской ассоциации дружбы» получил еще один — «специальный делегат Комитета по культурным связям Корейской Народно-Демократической Республики». Впрочем, тут не вполне ясно: может, он и сам присваивал себе все эти титулы, но зато как звучат! «Поскольку я всегда был на связи и выполнял практически те же функции, что и Алехандро, мне присвоили титул международного советника, — говорит Бьёрнар. — Я стал правой рукой Алехандро. Я даже немного общался напрямую с комитетом в Пхеньяне по электронному адресу, который, как сказал Алехандро, был секретным и предназначался исключительно для связи с нами. То, что меня посвящали в такие тайны, означало, что на меня возложена какая-то ответственность».