– Вперед, вперед! – торопил он. – Пока они неопомнились!

На плечах последних отступающих ворвались на вражескуюбатарею. Засядько, оставив знамя, принялся спешно разворачивать пушку вобратную сторону. Кое-где еще кипели схватки, гренадеры люто дрались штыками иприкладами, а затем как муравьи облепляли орудия, разворачивали на восток.

Он был так поглощен, что почти не услышал выстрела. Пуляразорвала ему мундир на боку, и он лишь поморщился, а когда дошло, чтослучилось, круто развернулся, шарил зло прищуренными глазами. Пуля пришласзади!

Еще раз оглядел поле. Последние гренадеры бежали черезпокрытое убитыми поле. Ни одного турка не было в поле зрения. Стрелял кто-то изсвоих?

Орудия спешно подготовили к стрельбе. Пушкари складывалигорками ядра, когда прискакали гонцы с сообщением, что турецкие войскаотступили за реку.

Засядько проводил своих раненых солдат в лазарет, с горечьювидел, что его батальон сократился почти на треть. Один солдат, совсем молодой,хрипел и хватался окровавленными руками за живот. Священник переглянулся схирургом, поднес к лицу раненого распятие:

– Сын мой! Знаешь ли ты, кто здесь на кресте?

Лицо солдата было покрыто крупными каплями пота. Онпрохрипел:

– Куда меня принесли? Тут кишки выворотило шрапнелью, аэтому дурню приспичило поиграть со мной в загадки…

Священник отшатнулся, не понимал. Засядько бросилраздраженно:

– Святой отец, кроме Христа, есть и другие боги!

В глазах священника был ужас. Как у солдата русскойармии может быть другой бог, окромя Христа? Да не просто Христа, язвительнодобавил Засядько, правда, мысленно, а только того из всех, которого признаетименно его церковь.

– Он не знает… Христа?

– В наших войсках не только русские, – сухонапомнил Засядько. – Татары не все приняли веру Христа. Ну и что? Своимисаблями и жизнями так же укрепляют Российскую империю, как и мужики изМосковской губернии…

– Христа должны знать все!

– Тогда уж и Мухаммеда, – бросил он, но мысли былидалеки от теологического спора с малограмотным священником.

Была ли случайной пуля? Или все-таки кто-то стрелял в спину?

Пули и холодное оружие продолжали щадить его. Лишь в битвепри Рущуке он был ранен в колено левой ноги, но остался в строю и проявил такойгероизм, что командование было вынуждено отметить его подвиг алмазными знакамик ордену Анны II степени. Кутузов, вручая ему награду, заявил: «Сам знаю, чтомало за ваши деяния. Но у вас, батенька, орденов и отличий и так больше, чем укого-либо из ваших сверстников во всей армии».

Засядько почтительно принял награду, на лице его было толькоблагоговение, но мозг лихорадочно работал. Пуля снова пришла из того места, гдене было неприятеля!

Вскоре Александру выпало военное счастье первым вступить вбой, когда великий визирь во главе семидесятитысячного войска решил перейтиДунай. В ночь с 8-го на 9 сентября турецкие войска начали переправу милина полторы выше Рущука. Авангард русских войск был оттеснен, турки захватилирусское знамя, которое сразу же отослали в сераль султану. Великий визирь самперешел реку с главной частью армии численностью в 36 тысяч человек. На правомберегу осталось 30 тысяч, которые угрожали Рущуку и Силистрии.

Засядько усилил подготовку батальона, выписал для ружейдобавочные боеприпасы. Он уже видел, что может получиться из такой расстановкисил.

12 октября саперы навели мост в четырех милях вышеСлободзеи, и в ночь с 13-го на 14-е Засядько во главе батальона первымпереправился на левый берег Дуная. За ним последовало еще около семи тысячзакаленных солдат. Засядько принял командование и повел войско в атаку. Онипрорвали слишком растянутую линию обороны, овладели лагерем, всеми припасамивеликого визиря.

Во время боя кто-то из русских офицеров крикнул Александру:

– Семь тысяч против тридцати! Не думал, что такое удастся.Поздравляю!

Засядько узнал капитана Паскевича, земляка из Полтавы, тоткомандовал соседним батальоном.

– У нас ведь регулярная армия, – ответилАлександр, отклоняя поздравления.

—А у турок?

– У них пока отваги больше, чем дисциплины.

С правого берега донесся гром канонады. Это Кутузоватаковал войско великого визиря. Отрезанные от линии отступления, туркиоказались в отчаянном положении…

– Война кончилась! – заявил Засядько, возвратившись влагерь.

– Ты что? – изумился Паскевич. – Мы только началидобиваться успехов!

– Нам нужен мир во что бы то ни стало. Вот-вот грянет войнас Бонапартом. Мы готовы заключить мир на любых условиях, только бы высвободитьармии…

Паскевичу вскоре пришлось убедиться в правоте товарища.Начались долгие изнурительные переговоры, в результате которых Россияприобретала Бессарабию с границей по Пруту – неважное вознаграждение зашестилетнюю кампанию! – и возвращала Порте всю территорию, захваченную утурок в Азии.

Через три недели Александр Засядько принял первый бой савангардными частями армии Наполеона. Маршал Даву отбросил корпус Багратиона, всоставе которого находился батальон Засядько, к Смоленску.

Из-за отсутствия правильной организации интендантства,невозможной при таких огромных расстояниях и плохих дорогах, солдатынаполеоновской армии приучились жить за счет побежденной стороны, занимаясьмародерством. Так как большинство мародеров, особенно из числа солдатиностранных легионов, превращались в дезертиров, то ряды наполеоновских войскстали редеть. 29 и 30 июня разразились грозы. Дожди испортили дороги, палонесколько тысяч лошадей, в результате этого французам не удалось настигнутьрусских при отступлении.

Мародерство, дезертирство, болезни стали причиной огромныхпотерь в наполеоновской армии. По пути от Немана до Двины она потеряла около150 тысяч человек. Кавалерия Мюрата с 22 тысяч уменьшилась до 14 тысяч, корпусНея – с 36 тысяч до 22 тысяч, баварцев Евгения, пораженных эпидемическойболезнью, из 27 тысяч осталось 13 тысяч, итальянская дивизия Пино, изнуреннаяпереходом в 600 миль, проделанным за три-четыре месяца, с 11 тысяч сократиласьдо 5 тысяч. Ни один противник никогда не наносил Наполеону таких потерь, какпогода! Вся кампания по разгрому русских войск оказалась под угрозой.

Засядько присутствовал на военном совете под Смоленском,который созвали Барклай де Толли и Багратион. В числе присутствующих былвеликий князь Константин, с которым Засядько познакомился еще во времяШвейцарского похода, и много генералов обеих армий: Барклая и Багратиона. Заотступление осмелился высказаться один Барклай.

Этот бой, который решили все-таки дать, продолжался три дня.Затем объятый пламенем Смоленск был оставлен, русские армии отступили.