– Как у вас на батарее? – спросил Барклай.

– Продержимся около часа, – ответил Засядько. –Потом людей не останется… Нам бы резервы!

– За час откуда их взять? – подумал вслух Барклай.

– А если ударить по левому флангу? Казаки Платова моглибы хоть на время сорвать непрерывные атаки.

Барклай некоторое время пристально смотрел на полковника,потом кивнул, соглашаясь, пришпорил коня и ускакал. За ним последовали троеуцелевших из его конного отряда.

Несмотря на помощь Балабухи, Засядько и его солдатампришлось бы худо, если бы со стороны русских батарей внезапно не прогремелоновое «ура». Оглянувшись, он с радостью увидел, как из укреплений соседнейбатареи выскакивали преображенцы. Это шла помощь, тем более весомая, чтобатальон вел в атаку один из его друзей, Леопольд – принц попроисхождению, немец по рождению, космополит по взглядам, авантюрист по натуреи воин по характеру, в данное время состоявший на службе в русской армии.В свое время Александр и Леопольд едва не поссорились до дуэли из-запустяка, но затем быстро нашли общий язык и крепко подружились.

– Трымайся, друже! – закричал Леопольдпо-украински. – Береженого Бог бережет!

Александр весело улыбнулся и повел солдат на прорыв кЛеопольду.

– Den Vorsichtigen bewahrt der Gott, – ответилон, – und den Kosaken bewacht sein Sabel! [2]

Его громовой голос покрыл шум схватки. Леопольд усилилнатиск. Французы подались назад. Через несколько мгновений люди Засядьковстретились с преображенцами. Те пропустили их, а сами пошли вперед, стараясьзакрепить успех контратаки.

—Вот и отлично, – сказал Александр соблегчением. – Как ты думаешь?

Он обернулся. Балабуха медленно опускался на землю, опираясьна саблю. Лицо капитана было смертельно бледным. Кто-то из солдат подхватилкомандира, но, взглянув на огромную рану в спине, поспешно опустил на землю.

Только теперь Засядько обратил внимание, что над полем бояуже свищет картечь. Французские орудия перенесли огонь на этот участок,подготавливая его для атаки. Вдали показалаcь тяжелая конница.

– Всем на батарею! – скомандовал он сдавленным голосоми, взяв Балабуху на руки, пошел к своим позициям. Рядом свистели пули,пролетала визжащая картечь, вскрикивали и падали сраженные солдаты. Сзадинарастал грохочущий топот.

Засядько шел не оглядываясь. Лицо Балабухи покрылосьсмертельной бледностью. Александр ощущал, как по его пальцам стекает теплаяструйка крови. Он принес друга на батарею и опустил на землю в тот момент,когда на укрепления обрушилась атака драгун. Пришлось, сцепив зубы, яростноотбиваться и руководить батареей и солдатами Балабухи. Атака следовала заатакой, наконец на батарее почти не осталось людей. Но именно в это время вдругнаступило затишье…

В глубине французских войск было заметно странноеперемещение. Как оказалось, кавалерийские полки генералов Платова и Уваровананесли удар по левому флангу французской армии, вызвав переполох во вражескихвойсках. На батарее Засядько наступила двухчасовая передышка.

Александр быстро прошел по укреплениям из конца в конец.Везде разрушения…

– Ваше высокоблагородие! – послышался сзади радостныйголос. – Смена никак?

Со стороны старой Смоленской дороги ускоренным маршемприближались войска. Над ровными квадратами колыхался лес штыков. Солдаты шлибыстро и уверенно. Это были гренадеры, опытные и закаленные воины, прошедшиехорошую школу в только что закончившейся войне.

– Готовьтесь, – велел Засядько. – Как толькоподойдут, отправляйтесь по дороге к Горкам. Я позабочусь, чтобы всеоставшиеся в живых были представлены к награде.

– А вы, ваше высокоблагородие? – спросилартиллерист испуганно.

– Я останусь, – ответил Засядько коротко.

Ему потребовалось несколько минут, чтобы расставить поместам новоприбывших, затем на батарею обрушилась волна новых яростных атак…

Это был самый жестокий бой, в котором ему пришлосьучаствовать. Орудия гремели не умолкая, а между ними гренадеры сражались с темифранцузами, которых не удалось остановить огнем. Гренадеры сражалисьожесточенно, но французы не турки, и у Александра после каждой атаки наполовинусокращался состав. Через два часа, когда на разрушенной батарее остались однипушкари, да и те в большинстве раненые, прискакал курьер с приказом отступать…

Засядько отходил последним. Ему почти треть дорогиприходилось пятиться, отбивая атаки авангардных частей противника. Вокруг негопостоянно держалась группа гренадеров. Они умело работали штыками, однакополковник с горечью отметил, что к моменту окончательного отрыва от французовсостав группы изменился несколько раз. По телам убитых и раненых прошагалинаступающие солдаты Бонапарта.

Отступать пришлось до деревни Горки, где уже перегруппировывалисьвойска, отступившие ранее. К шести часам вечера остатки русской армиизаняли позиции от Горок до старой Смоленской дороги. С наступлениемтемноты пришло известие, которое немного обрадовало: Бонапарт велел оставитьзахваченные у русских укрепления и переждать ночь на исходных позициях.

Однако Засядько понимал, что продолжать бой было быбезумием. Резервов нет, армия наполовину истреблена – только генераловпогибло двадцать три человека! – другая половина находится в расстройстве,артиллерия потеряна. А Наполеон даже не вводил в бой старую гвардию, своисамые закаленные и отборные части!

И в самом деле: утром русская армия начала отступлениек Можайску, а затем к Москве. Войска Бонапарта следовали по пятам. Дляподдержания духа в войсках Александр I велел битву у деревни Бородино считатьпобедой над Бонапартом и обнародовать об этом манифест. Конечно, все офицерыпонимали, что битва под Бородином была на самом деле тяжелым поражением, однаковпервые французам дали бой на равных, дрались на равных и проиграли сдостоинством, а не так, как под Аустерлицем или в других местах, где Наполеон,к стыду русских полководцев, побивал их с удивительной легкостью.

Засядько тяжело переживал смерть Балабухи. Уже никогда непрозвучит его жизнерадостный смех и любимая фраза: «Посмотри, дружище, мирпрекрасен!» Нет, он не прекрасен, если гибнут хорошие люди, а всякоеничтожество вроде Васильева околачивается в безопасном месте при Генеральномштабе и регулярно получает награды…

14 сентября Засядько последним перешел мост черезМоскву-реку. Здесь его нагнала небольшая группа французов, в их предводителе онс удивлением узнал прославленного наполеоновского маршала Мюрата.

Загорелый, улыбающийся, ловко сидящий на горячем жеребце,Мюрат приветственно поднял руку и пустил коня вперед. Его спутники остались наместе.