И ведь, что обидно, не накроешь их сразу минометами – живо в ответ прилетит что-нибудь тяжелое. Эти… даже слов не подобрать кто, почти поголовно имеют теперь гражданство России. А москали стараются в обиду своих не давать. И если на перестрелки они внимания особого не обращают, то за применение артиллерии, если при этом гибнет хоть один мирный житель, карают жестоко и сразу. Бывали прецеденты.

А как хорошо было раньше! Поросюк вздохнул и неловко пошевелился, выпрямляя затекшие ноги. Не у всех, конечно, но у таких, как он – точно. Служил он до всего этого бардака в морской пехоте – народ туда набирали исключительно с запада страны. Тренировали здорово. Правда, когда пришли москали, оказалось, что все же недостаточно. Пули руками отбивать не научили. И под прицелом тяжелых пулеметов пришлось складывать оружие и убираться из комфортабельного и приятного курорта, где они, собственно, и базировались тогда. Обидно!

За свою обиду они потом отплатили здесь. Их не зря считали самыми боеспособными частями. Снабжали лучше всех. А главное, трофеи брать не запрещали! Он тогда своими подарками семью одел-обул, дом новой мебелью обставил, отцу трактор обеспечил. Естественно, не заплатив ни гривны. Товарищи тоже отличились. Славные были времена…

Сейчас такого уже нет. Сидишь в окопе да звереешь со скуки. А главное, с местных брать уже нечего, сепары же отдавать то, что у них осталось, не собираются. Больше того, пообещали, что мародеров, если что, будут расстреливать. Какое ж это мародерство? Это ж трофеи! Но сепарам плевать. Пообещали, что даже если война кончится, найдут и убьют. А еще говорят, что война в столице закончится, и нехорошо так посмеиваются. Сволочи, одним словом. Что им в неньке не жилось?

Раздались негромкие шаги, и сержант потянулся за автоматом. Привычка вначале хвататься за оружие, а потом уже смотреть, что и как, выработалась у него почти сразу. Те же, кто не успел приобрести столь полезные рефлексы, давно червей кормят. Впрочем, тревога оказалась ложной.

– Петро, ты, что ли? Не подкрадывайся больше, а то стрельну невзначай.

– Спокойно, Грицко, нервные клетки не восстанавливаются!

– Во-во. Зубы тоже.

– Меньше языком чеши. И о здоровье своих позаботься.

Поросюк задумался на миг, а потом выдал все, что думает о приятеле, его идиотской привычке тихо ходить и вообще о мире в целом. Получилось неплохо. Тем более, несмотря на сравнительно молодой возраст, сержант когда-то учился в неплохой школе с учителями еще советской подготовки. А те, в свою очередь, сумели привить деревенскому увальню любовь к чтению. Так что словарный запас у парня имелся неплохой, да вдобавок, читая в сопливом детстве Хайнлайна, он проникся его мнением о том, как должны выражаться сержанты. Вот и следовал теперь в меру сил рекомендациям старого моряка[35]. Получалось неплохо. Во всяком случае, Петро одобрительно покивал и демонстративно хлопнул в ладоши, после чего поинтересовался:

– Как отдыхается?

– Нормально, – к Поросюку вернулось благодушное настроение. В самом деле, не ссориться же из-за ерунды с одноклассником, с которым сидели за одной партой в школе, а потом еще и в институте, из которого через два года оба благополучно вылетели. И, как супругов может, согласно клятве, разлучить только смерть, так их развела армия. А потом свела обратно, в этом Богом проклятом месте. – А ты что?

– Ах, как тяжел собачий век… И в снег, и в зной, и в слякоть из дома гонит человек – и заставляет какать, – ухмыльнулся приятель и легко, в одно движение выбравшись из траншеи, не скрываясь зашагал в сторону балки, где их взвод оборудовал себе отхожее место. И ни он, ни Поросюк не знали, что видят друг друга в последний раз…

Не прошло и минуты, как земля тяжело дрогнула. Потом еще раз, еще… От грохота заложило уши, сержант даже рухнул на землю и несколько секунд не мог понять, что происходит. И лишь спустя пару минут он сообразил, что накатывающийся с востока рокочущий гул – это не галлюцинация, а быстро приближающийся рев танковых двигателей.

Подхватив оружие, Поросюк высунулся из траншеи. Как оказалось, лишь для того, чтобы нырнуть обратно. В каком-то десятке метров от него через линию траншей, никем не обстреливаемые, шли танки. Много танков. Знакомые, даже в темноте легко узнаваемые Т-64 и Т-72. Видно было плохо, но Поросюк не сомневался, что все они с вражескими эмблемами, частью захваченные сепарами на поле боя и восстановленные, частью (это сержант знал точно) проданные им своими же, типа честно служащими, офицерами. А так как сержант был не дурак, то моментально сообразил, что случилось.

Похоже, сепары наконец сделали то, что на их месте люди менее терпеливые сотворили бы давным-давно. Попросту говоря, разозлились. Обстрелы им терпеть надоело, и сейчас они решили нанести контрудар, благо и вооружения, и боеприпасов накопили достаточно. А дальше – классика жанра. Артподготовка и удар большой массы войск, в первую очередь танков, идущих непосредственно за огневым валом, на узком участке фронта. Старый прием, но по-прежнему действенный.

В любом случае встать на пути лавины не лучшее решение для долгой и счастливой жизни. Именно поэтому сержант даже не пытался стрелять в атакующих, хотя отсюда, с фланга, наверняка сумел бы кого-нибудь положить. Не танк подбить, конечно, но вот пехоту он бы мог проредить, не так уж ее, похоже, и много было. Вот только не для того он шел на войну, чтобы разменять свою жизнь на две-три, ну, пусть даже десяток вражеских. Сержант Поросюк шел сюда заработать денег, а не класть жизнь непонятно за что. И потому он, пригнувшись, рванул прочь по траншее, а затем, выбравшись из нее, побежал к лесу, не без оснований надеясь, что темнота поможет скрыться.

Вот только уйти ему далеко не удалось. Едва он приблизился к небольшому леску, как перед ним словно бы из ниоткуда выросли две фигуры. Обычные такие фигуры, разве что окрас камуфляжа не различишь, ночью все кошки серы. Ну и головы странные. Лишь спустя несколько секунд Поросюк сообразил, что на них самые обычные ПНВ[36], стандартные армейские и далеко не последней модели. Как же, в бытность морпехом приходилось и видеть, и учиться пользоваться куда более совершенными образцами. Но даже пусть они семь раз устаревшие, укрыться от них ночью точно не получится. Да он и не пытался, честно говоря – стволы автоматов смотрели точно ему в лицо, недвусмысленно намекая, чем может закончиться такая попытка.

– Ну что, хлопчик, приплыл? – ласково поинтересовался один из камуфлированных. От неподдельного сочувствия в его голосе у Поросюка мороз по коже прошел. Сначала сверху вниз, потом снизу вверх. – Ну все, молись…

– Эй, ты не торопись, – одернул его второй. – Мы не трибунал.

– До трибунала далеко. Шлепнем этого, и вся недолга. Никто и не узнает. Тем более чистых среди них нет, все замарались.