******************************************************

За городской заставой в сторону от большой дороги уходил едва приметный проселок, заросший жесткой травой и полынью. Он шел через заброшенное кладбище, мимо развалин старинного монастыря к глухому лесу, и там терялся среди колючих кустов шиповника и валяющихся на земле полусгнивших дубовых стволов. Дальше только тот, кто знал путь, мог пробраться на поляну, на которой стояла сложенная из толстых жердей и покрытая дерном и валежником хижина. Это было место, где собирались нищие, бродяги и прочие вольные люди, промышлявшие в городе или на большой дороге; здесь сбывали добычу, пили и гуляли, а в беспокойные дни пережидали облаву. Нередко в хижине случались драки и поножовщина, бывали и убитые, – их зарывали тут же, в лесу.

В лесной хижине постоянно жил лишь один человек – верзила по имени Марио, чье лицо было выжжено палачом, а правая рука отрублена. Он был здесь и сторожем, и кашеваром, и вышибалой; его авторитет подкреплялся невероятной силой: левой рукой Марио управлялся не хуже, чем когда-то правой, и так ловко, что имеющие обе руки не могли с ним справиться. Вольные люди отдавали ему часть добычи, зная, что они всегда найдут в хижине кров и стол, а в случае опасности Марио укажет более надежное убежище, где беглецов сам черт не сыщет.

– Эй, Марио! Откуда ты узнал, что мы придем сегодня? – войдя в хижину, крикнул рыжий Пьетро. – Запах мяса разносится по всему лесу, мы чуть не захлебнулись слюной, пока шли сюда. А, у тебя и вино приготовлено! Ну, ответь, как ты узнал, что мы придем?

– Тоже мне, загадка, – проворчал Марио. – Нынче базарный день, торговлю начинают с восхода, – стало быть, к полудню вы уже обчистили простаков и стащили то, что плохо лежало. Значит, к обеду надо вас ждать; кроме твоих ребят ведь никто не работает на базаре.

– Пусть попробуют сунуться, – с угрозой сказал Пьетро, – костей не соберут.

– Это ваши дела, – возразил Марио, – меня они не касаются… Что ты мне принес?

– Держи, – Пьетро протянул ему холщевый мешочек.

Положив мешочек на стол, Марио зубами развязал его и достал янтарные четки с серебряным крестиком на узелке.

– Я взял их у немецкого монаха, – сообщил Пьетро. – Святой отец так увлеченно спорил о чем-то с нашим монахом на своей проклятой латыни, что не заметил, как четки оказались у меня. Я дал ему урок смирения: если бы он умерил свою гордыню и не спорил, то не лишился бы своего сокровища.

– Мне плевать, откуда ты взял четки, но вот куда я их дену, – об этом ты подумал? – недовольно проговорил Марио. – Они такие заметные, что трудно будет их продать. Разве что сделать из них бусы?

– Не боишься божьего гнева? – расхохотался Пьетро. – Осквернить священную вещь?..

– Нечего зубы скалить; с вашими дарами одни проблемы, – отрезал Марио. – Лучше бы вы приносили звонкую монету.

– Эти четки стоят немало денег, – заспорил Пьетро.

– Да, они стоили бы много, будь они куплены, а так грош им цена, – Марио бросил четки обратно в мешок.

– В следующий раз я принесу тебе деньги, клянусь Преисподней, – заторопился Пьетро. – А сейчас дай нам поесть и выпить; дьявол свидетель, мы голодны, как собаки, и валимся с ног от усталости.

– Я когда отказывал вам? – Марио засунул мешочек с четками под крышу. – Зови своих ребят.

Пьетро вышел из хижины и свистнул. Через несколько минут вся шайка сидела за столом.

* * *

В разгар пирушки, под громкий смех и непристойные возгласы веселой компании кто-то завозился в куче тряпья, валявшейся в углу. Нечесаный, оборванный и грязный старик поднялся оттуда и, потирая глаза, уставился на сидевших за столом.

– Это что за чучело? – с удивлением спросил Пьетро. – Из какой он шайки? Я его никогда раньше не видел.

– Никудышный человек, – презрительно проговорил Марио. – Он не из шайки, сам по себе. Одинокий бродяга, ничего не умеющий и ничего не знающий. Вот, набрел на мою хижину, попросил хлеба.

– Всего-то?! – за столом грянул дружный хохот. – Эй, друг, чтобы получить кусок хлеба, надо работать, а не шляться без дела! На дармовщинку хочешь прожить?

– Я ему так и сказал, – кивнул Марио. – Пусть, де, он мне поможет, а потом дам ему поесть. С одной рукой мне нелегко приходится.

– Да много ли от него пользы? Но тебе виднее… Я хочу поговорить с ним. Ты кто? – обратился Пьетро к старику. – Ты, часом, не соглядатай? – Пьетро подмигнул Марио.

– Нет, я не соглядатай, – ответил старик, – и не способен к этому занятию.

– А к чему ты способен? – продолжал допытываться Пьетро. – Чем ты жил раньше?

– Я? – переспросил старик, и в глазах его промелькнуло что-то странное. – Раньше я был магистром философии и богословия Болонского и Падуанского университетов, и магистром права Пизанского университета.

– Врешь! Ты магистр?! – изумился Пьетро.

– Да какой он магистр! – закричали за столом. – Перепил, и крыша съехала. А, может, и просто съехала, без перепоя!

– А ну-ка изобрази что-нибудь на латыни, – сказал Пьетро.

Старик улыбнулся.

– Пожалуйста. «Infelicissimum genus infortunii est fuisse felicem».

– Он может наболтать что угодно, – заметил Марио. – Странное дело, латынь, говорят, была бабушкой нашего нынешнего языка, а ни черта понять невозможно.

– Хорошо, тогда вопрос посложнее, – не унимался Пьетро. – Если ты магистр богословия, скажи, как звали тех двух разбойников, которые были распяты вместе с Христом?

– Дисмас и Гестас, – ответил старик.

– Да, точно, – кивнул Пьетро.

– Ну и что? – сказал Марио. – Что это доказывает?

– То, что он действительно занимался богословием. Не каждый священник знает эти имена, не говоря уже о простом народе; наш приходской священник, например, этого не знал. Я и сам-то узнал имена этих разбойников, когда мы держали у себя в шайке аббата и ждали, когда его братия заплатит за него выкуп, – признался Пьетро. – Такой говорливый был аббат, столько рассказал всего интересного. Жаль, что его пришлось прирезать: выкупа мы так и не получили, – ну, и сколько можно было его кормить?.. Ладно, еще вопрос тебе, старик. Скажи, кто из разбойников был распят по правую руку от Христа, а кто – по левую?

– Дисмас – по правую, а Гестас – по левую. Дисмас раскаялся и вошел в Царствие Небесное, а Гестас не пожелал раскаяться и был проклят Богом, но Христос просил за него, и Гестас все же был прощен, – отвечал старик.

– Надо же! И впрямь ученый человек. Шпарит, как по написанному! – воскликнули за столом.

– Видал? – Пьетро повернулся к Марио. – Убедился, что он магистр? Все знает о разбойниках.

– Я тоже много чего о них