дела Христова роскоши Церкви. «Изображение святых и мадонны яркими красками в живописных одеждах – разве это не грех? – убеждал нас Джироламо. – Надо любить их такими, какими они предстают на первых рисунках и изваяниях христиан – простыми, незамысловатыми, ибо важно не изображение, но смысл, заложенный в него… Посмотрите, что творится вокруг нас: ливни, землетрясения, град и бури призывают людей мира сего к покаянию, а они не хотят слушать; наводнения, эпидемии, страшные язвы, голод – все это по очереди взывает: «Покайтесь!» – однако люди мира сего не внимают».

Слова его падали, как семена на вспаханное поле, и прорастали добром в людских душах. Тысячи людей следовали его проповедям, и Флоренция преобразилась; Иисус Христос был объявлен ее синьором.

– Вот что я тебе скажу, старик, – хорошо, что твоего Савонаролу вздернули, – прервал Марио этот рассказ. – Ведь на что он покусился? Богатства не нужны, роскошь не нужна, удовольствия под запретом, – живи себе в бедности, да читай молитвы? Да кому это понравится?.. Погляди на мое лицо, погляди на мою отрубленную руку: палач поработал надо мной как раз за то, что я хотел получать удовольствия от жизни, а для этого мне нужны были деньги. И ты хочешь вместе с твоим Савонаролой убедить меня, что мои муки были напрасными? Да идите вы к дьяволу с вашими проповедями!.. Эй, ребята! – крикнул он сидевшим за столом. – Хотели бы вы всю жизнь провести в бедности и молитвах?

– Еще чего! Разве мы святые отшельники?! – засмеялись они в ответ.

– Нет, потрясти богатеев, – это неплохо, – заспорил Пьетро. – Но, конечно, жить так, как призывал этот Савонарола, глупцов немного сыщется.

– Вот тот-то и оно, – кивнул Марио.

* * *

Старик вздохнул.

– К сожалению, вы предугадали судьбу Джироламо. Толпа изменчива в своих настроениях, а людские пороки неистребимы… Еще недавно Джироламо носили на руках, но скоро против него ополчились почти все жители Флоренции. Составилась целая партия, которая решила во что бы то ни стало уничтожить его. У нее были мощные союзники, ведь в своих обличениях Джироламо не щадил никого, включая самого Папу.

Чтобы испытать справедливость учения Джироламо, был назначен суд Божий – испытание огнем: Джироламо должен были пройти сквозь костры и остаться невредимым. Он отказался; не потому, что испугался, но дабы избежать искушения, подобного искушению Христа в пустыне.

В один миг народ разочаровался в Джироламо, обвиняя его в трусости. На другой день Джироламо был схвачен его врагами и заключен в темницу; Папа учредил следственную комиссию, в которую также вошли враги Джироламо. Его допрашивали с применением жесточайших пыток, заставляя впадать в противоречия и вынуждая признаться, что все его проповеди – ложь и обман. Но Джироламо все же не был сломлен: в темнице на переплете Библии он написал свои последние послания к людям.

До меня не дошли эти послания, я не видел их, но кое-что мне пересказали. «Беги из этой земли, – писал Джироламо, – где тот называется благоразумным, кто грабит бедного, вдову и сироту; тот считается мудрым, кто думает только о накоплении богатств; тот благочестивым, кто грабит другого с наибольшим искусством! Нигде ничего не видно, кроме нечестия, ростовщичества, грабежа, грубого богохульства, хищничества, содомства и распутства; зависть и человекоубийство, гордость и честолюбие, лицемерие и ложь, нечестие и беззаконие господствуют повсюду.

Я вижу разрушенным весь мир, безнадежно попранными добродетели и добрые нравы; нигде нет живого света и существа, стыдящегося своих пороков.

Но у меня есть еще надежда, которая спасает меня от окончательного отчаяния: я знаю, что в другой жизни будет доброе воздаяние тем, чья душа была благородна и высоко возносилась в своих порывах».

Проповедь Савонаролы. Художник Людвиг фон Лангенмантель

Как я уже сказал, Джироламо был повешен, – прилюдно, на площади. После повешения его тело было сожжено, а прах развеян по ветру. Вот, пожалуй, и весь мой рассказ.

– Нет, не весь, – возразил Пьетро. – Ты ничего не рассказал о себе. Ты говорил, что уважал Савонаролу, – стало быть, ты знал его?

– Какая разница, знал он его или нет? Кому нужен этот старик? – грубо перебил его Марио.

– Нет, пусть доскажет. Мне интересно, – Пьетро взглянул на Марио. Тот отвернулся, показывая, что его это не интересует.

– Рассказывать особенно нечего… Я был с Джироламо, помогал ему по мере моих сил, пока не убедился, что «deest remedii locus, ubi, quae vitia fuerunt, mores fiunt», – невесело усмехнулся старик.

– Опять ты со своей латынью, – сказал Пьетро. – Скажи попросту, чтобы и я, и мои ребята тебя поняли.

– Я отошел от Джироламо, когда он был еще на вершине своей славы, поэтому, наверное, остался жив, хотя и лишился всего, что имел. Не самый худший исход. «Nihil habeo, nihil curo».

– Да брось ты эту проклятую латынь! – вскричал Пьетро. – Значит, ты теперь нищий? Понятно… Хочешь, мы возьмем тебя к себе? – внезапно предложил он. – Нет, не в шайку, куда тебе!.. Будешь просить милостыню в базарные дни, а выручку поделим пополам. Не бойся, тебя никто не обидит: на базаре мы главные, нас уважает даже его смотритель.

– Да, старик, с нами будешь сыт. Как сыр в масле будешь кататься, – подхватили за столом.

– Благодарю, но это не для меня, – сказал старик.

– Брезгуешь нами? – прищурился Пьетро. – А просить хлеба у Марио не брезгуешь? А есть наши харчи не побрезговал?

– Хлеба я попросил Христа ради, но денег не стал бы просить никогда. К тому же, наш добрый хозяин велел мне отработать мой хлеб, чем очень меня обрадовал, – улыбнулся старик. – Что касается вас, то вы угостили меня за мой рассказ, и, полагаю, я окупил ваше угощение.

– Что же, дальше будешь отрабатывать хлеб Марио? – ухмыльнулся Пьетро.

– Я передумал, мне такой помощник без надобности, – вставил Марио.

– Видишь, тебя выгоняют, – сказал Пьетро. – Последний раз предлагаю нашу помощь.

– Благодарю, – старик поднялся со скамьи и оправил свое ветхое платье. – Я пойду, – он направился к двери.

Марио притянул к себе Пьетро и шепнул ему на ухо:

– Нельзя выпускать его. Он может донести на нас.

Пьетро заколебался.

– А, перестань! – махнул он рукой. – Этот старик не доносчик.

– Как знать, – проворчал Марио. – Я уже побывал у палача, и не хочу снова попасть к нему, – он достал из-под крыши острый кривой нож и пошел вслед за стариком.

– Пропал старик. Ну, видно, судьба у него такая… – сказали за столом. – Эй, Пьетро, садись, чего вскочил? Смотри, сколько вина и мяса осталось. Погуляем, как положено.

Пьетро постоял, подумал и сел к столу.

– Смешной был старик, – налил