Проверяю цену. Тридцать долларов. Думаю, мой бюджет его потянет. И Зельда от него в восторге, так что я не могу разочаровать ее.

– Ладно, покупаю. Если ты купишь кожаную куртку.

– А? Само собой. И панаму. Я все куплю. Должна же быть хоть какая-то польза от того, что родители так щедро поддерживают меня в финансовом плане. – В голосе Зельды слышна горечь, и я собираюсь спросить, что она имеет в виду. Но она уже стоит возле кассы.

На улице подруга предлагает:

– Пойдем еще чего-нибудь выпьем?

Я бросаю взгляд на молчаливый телефон и киваю.

– Конечно, очевидно, причин отказываться нет.

У барной стойки в «Вертиго» Зельда заказывает два пива. Я уже готова смущенно отвернуться, потому что у нас сейчас наверняка попросят документы. Но бармена не волнует, что мы еще слишком молоды для алкоголя, и он ставит перед Зельдой два бокала.

Мы садимся в дальний угол бара под металлической табличкой с цитатой Эрнеста Хемингуэя.

– «Я пью, чтобы другие люди стали интереснее», – читает Зельда. – Может, мне это поможет с Александром Сент-Джорджем.

Мы чокаемся и делаем по глотку пива. Вкус горький, но освежающий.

– Знаешь что, Тамсин, – произносит Зельда после короткого молчания. – Думаю, мне стоило поступить так же, как ты. Просто взять и уехать в другой конец страны. Черт, а если задуматься, то мне надо было уехать на другой конец света.

– И почему ты этого не сделала?

– Трусость. – Она отпивает еще пива и жалостливо смотрит на меня. – Знаешь, мы заключили сделку, что мне разрешат прожить беззаботную студенческую пору, если потом я исполню долг перед семьей. Но плохие оценки в школьном аттестате их взбесили. Это был мой бунт. Самое большое «пошли вы», которое я могла себе представить. Их дочь не поступит в университет Лиги плюща[25]. Поэтому они решили, что будут обеспечивать меня финансово, если я останусь где-то поблизости. Наверное, чтобы я совсем не распоясалась или что-то в этом духе. Перли был лучшим университетом в округе, в который меня приняли.

Я постепенно осознаю масштаб бедствия, случившегося с Зельдой. Пока меня всю жизнь поддерживал дедушка, она могла положиться только на себя. Этим бунтом она настроила родителей против себя и лишилась их доверия. Но вместо того, чтобы увидеть в бунте то, чем он был – криком о свободе, – ее родители восприняли его как оскорбление и ограничили ее еще сильнее. В то время как эмоциональная поддержка в прошлом дополняется у меня финансовой безопасностью, Зельда все еще находится в финансовой зависимости от семьи. С низкими баллами в аттестате ей, разумеется, нигде не дадут стипендию. А подработки не хватит, чтобы оплатить обучение.

– Какая дерьмовая ситуация, – заключаю я.

– У меня еще остается немного времени до окончания бакалавриата. Вот только не думала, что они начнут так давить.

Кивнув, мысленно благодарю дедушку. Надеюсь, где бы ни находился, он понимает, как много мне дал.

50

Рис

Поразительно, как быстро Джинни перестала меня стесняться. Ощущение, что я никуда и не уходил. Видимо, она истосковалась по чувству доверия и безопасности, раз бросилась к почти незнакомому человеку. Вот о чем я размышляю, лежа на кровати с продавленным матрасом в нашем номере в мотеле. Телевизор включен, а Джинни уже спит. Она заснула на моей руке. Осторожно, чтобы не разбудить, снимаю с нее очки и ласково убираю светлые волосы со лба. Она переворачивается на другой бок, когда я вытаскиваю у нее из-под головы онемевшую руку.

Если бы все всегда было так мирно. Но мне страшно. Страшно снова ее потерять, страшно, что мои безрассудство и легкомыслие могли навлечь на нее беду. Но потом вспоминаю, что ее мама умерла, что, кроме меня, у нее никого нет. Нужно быть сильным. Нельзя сдаваться. Я для нее – скала в бушующем море, и ее отец не приблизится к ней, пока я жив.

У меня осталось мало денег. Мотель обошелся дороже, чем ожидалось, и мы два дня питаемся сладостями и чипсами из автоматов. Джинни это, судя по всему, не волнует. Для нее все происходящее – грандиозное приключение. Хотелось бы мне смотреть на мир ее глазами.

Я встаю с кровати и иду к двери. Прохладный ночной воздух успокаивает. Облокачиваюсь на деревянные перила. Через пару дверей от нашей у стены стоит грузный мужчина в майке и курит.

– Прошу прощения, – обращаюсь к нему. – У вас не найдется сигаретки?

– Конечно, – отвечает он, махнув рукой, чтобы я подошел к нему.

Протягивает мне пачку, и я беру одну сигарету. Толстяк щелкает зажигалкой. Я делаю глубокую затяжку. Никотин успокаивает нервы. Но здесь и сейчас я принимаю решение. Это последняя сигарета, которую выкурю. Знаю, Тамсин это не нравится, и к тому же мне хочется подавать хороший пример Джинни. Но сейчас я слишком слаб. В последний раз.

Поблагодарив, я возвращаюсь обратно. Уже стемнело, и лишь время от времени по шоссе мимо мотеля проносятся автомобили и на мгновение освещают парковку. Меня охватывает тоска по дому. По нормальности. У меня такое чувство, будто я сломя голову бросился туда, где мне не справиться одному. Думаю о Малике, которому так и не вернул машину. О Малкольме, который, наверное, ждет меня, чтобы сообщить, что у него закончилось терпение. О Тамсин. Когда представляю ее лицо, меня начинает лихорадить. Надеюсь, что она поймет, почему мне пришлось так поступить. Почему не мог втянуть ее в это. Почему должен был исчезнуть. Тамсин и Джинни – самые важные люди в моей жизни, и я не вынесу, если потеряю одну из них сейчас, когда нашел другую. Они – моя семья, и я ощущаю счастье лишь тогда, когда они обе присутствуют в моей жизни.

Мне хочется рассмеяться при воспоминании о Рисе, который полгода назад вышел в этот мир из тюрьмы. Я сделал большой шаг вперед. Научился доверять, принимать помощь. Знаю, что могу стать хорошим человеком. Научился любить и жить. И по большей части все это благодаря Тамсин.

Еще раз затягиваюсь сигаретой, но уже не чувствую вкус. Выбросив ее щелчком на парковку, достаю мобильник. Читаю последнее сообщение Тамсин, которое она прислала мне вчера вечером.

Надеюсь, у тебя все хорошо. Я по тебе скучаю. Возвращайся побыстрее.

Вздыхаю и набираю ответ:

Все в порядке. Пожалуйста, не волнуйся. Мы скоро увидимся.

Какое-то время продолжаю смотреть на экран. Сначала вижу галочку возле своего сообщения, потом две. Затем они становятся голубыми. Тамсин его прочла. Представляю, как она сидит в кресле с книгой. Берет в руки телефон. Рядом с ее именем появляется значок: она пишет сообщение. Я жду ее ответа. Но вдруг она перестает печатать. Опять печатает. И снова прекращает. После этого пропадает отметка, что она в сети. Разочарованный, убираю телефон обратно в карман. Нельзя винить ее в том, что она не хочет мне отвечать. В конце концов, я сбежал, не сказав ей ни слова. Горло сжимается, и я злюсь на отстойную ситуацию, в которой оказался. В которой вынужден сражаться в одиночку, чтобы не вовлекать любимых людей. Но мне не удастся долго разделять эти два мира. Без денег приключение Джинни скоро подойдет к концу. Если у меня не будет работы, она не сможет остаться со мной. Не сможет вечно отсутствовать в школе без уважительной причины. А я не смогу без Тамсин.

Оттолкнувшись от перил, возвращаюсь в наш номер. В свете пыльного ночника, белый абажур которого пожелтел от старости и грязи, лицо Джинни выглядит безмятежно. Не сомневаюсь, что принял верное решение. Впрочем, эта комната – неподходящее место для такого драгоценного, невинного человека, как она. Пожелтевшие обои, пыльный ковролин, который, надеюсь, всегда был серым, кровать с затхлым запахом. Нужно увезти ее отсюда.

Сегодня ночью я принимаю решение. Снова приму помощь. Потому что вместе мы со всем справимся. С этой мыслью наконец выключаю свет и ложусь в постель рядом с младшей сестренкой. Несмотря на то что она такая маленькая, Джинни перетянула на себя все одеяло и заняла почти две трети кровати. Я устраиваюсь на краю и накрываюсь шерстяным покрывалом.