гребне, глядят на далёкие горы и поют свою волчью песню. Но в этот вечер они, словно оголодавшие собаки, постоянно принюхиваются и вертят хвостами, носятся по пустынной дороге. Медведь тоже в большом беспокойстве, всё время бьёт себя в грудь толстой широкой лапой.

Сильно шумит ручей – это потому, что от пожара поднялась температура, и тают снега в горах, вода стекает вниз, и уровень ее в ручье поднялся. Чем дольше горит большой пожар, тем больше он становится; незаметно, чтобы что-то делали те, кто отправился тушить огонь. Когда огонь разгорелся до такой степени, людям, пожалуй, трудно что-либо сделать. Вот уже огонь охватил ещё одну гору…

В этот момент Гэсан Вандуй поклялся: пусть только сохранится Счастливая деревня, он готов ради этого пожертвовать своей жизнью. Договорив это, он успокоился. Он даже улыбнулся сам себе и сказал: «И кто тебя заставлял быть главным начальником Счастливой деревни?»

Этого он не помнил; из-за того, что он всегда не поспевал за ситуацией, на его место начальника большой бригады уже выстроилась целая очередь рьяных претендентов из молодых. Ну и ладно, если его не станет, у них будет на одного конкурента меньше.

Он всё ещё беспокоился о Доржи. Вернувшись в деревню, он постучался и вошёл в дом к ламе Цзянцунь Гунбу.

Его племянник Эньбо поднялся при звуке открывшейся двери, Гэсан Вандуй сказал только:

– Прошу ламу сойти вниз поговорить.

Цзянцунь Гунбу спустился, Гэсан Вандуй сказал без предисловий:

– Я хочу просить тебя сделать одну вещь… – Что называется, открыл дверь – и вот они, горы…

– Говори.

– Доржи вернулся.

Глаза Цзянцунь Гунбу блеснули, но он ничего не сказал.

– Он сбежал, органы безопасности ищут его повсюду. Боюсь, что он ранен, я хочу, чтобы ты сходил проведал его.

Цзянцунь Гунбу сказал:

– Лечиться у ламы – это феодальные предрассудки, я не смею.

Гэсан Вандуй сказал:

– Ты на меня в обиде за то, что я заставлял людей бороться с тобой.

Цзянцунь Гунбу снова сверкнул глазами и снова ничего не сказал.

– Ну так обижайся на меня. Но Доржи один, прячется в горах, у меня на сердце неспокойно, а босоногого врача я послать не решаюсь, не верю я этим молодым, потому и пришёл тебя просить.

Потом сам себе засмеялся:

– Смотри-ка, я с тобой боролся, потому что я начальник большой бригады Счастливой деревни, и прошу тебя тоже потому что я начальник большой бригады в Счастливой деревне…

Цзянцунь Гунбу повернулся и исчез в тёмном дверном проёме; Гэсан Вандуй ждал его довольно долго, потом этот вернувшийся к мирской жизни лама снова спустился. Он накинул ещё одну куртку, надел шапку-ушанку, на плече висела совсем маленькая котомка.

Когда они оба молча дошли до выхода из деревни, Цзянцунь Гунбу замедлил шаги:

– Наверное, надо сказать мне, где находится больной?

Гэсан Вандуй сказал:

– Пообещай мне, что никому не скажешь, даже своим домашним.

Цзянцунь Гунбу кивнул.

Гэсан Вандуй достал и то, что сам приготовил, отдал, сказал место и добавил:

– Иди, а если узнают, ты всю ответственность переложи на меня, как раз снимешь тот злой огонь, что у тебя в сердце против меня накопился.

Цзянцунь Гунбу с очень серьёзным видом ответил:

– Раз ты попросил меня сделать такое дело, я уже больше не сержусь на тебя. – Сказав, повернулся и пошёл, его силуэт очень скоро скрылся в ночи.

Этой ночью Гэсан Вандуй спал очень крепко.

Перед самым рассветом ему приснился сон. В этом сне у него было две роли. Вначале он был охотником; с ружьём в руках, накрытый водонепроницаемой накидкой, он сидел в засаде у входа в ущелье и ждал, когда появится медведь. Он уже давно мечтал об этом медведе. Потому что за всю его жизнь охотника это был единственный медведь, который уходил прямо из-под дула его ружья, к тому же этот медведь уходил от него уже трижды, когда он уже держал его на прицеле. Теперь, в своём сне, он притаился под деревом; туго затянутые обмотками ноги были готовы в любой момент поднять его в полный рост. И вот этот медведь появился; в этот раз он не прятался, не петлял, а шёл прямо на него, как человек, стоя, в раздражении хлопая себя по груди: «Эй, парень, огонь выжег весь воздух, уже дышать нечем, стреляй скорее!»

Гэсан Вандуй сказал: «Как бы не так! Хочешь легко отделаться? А я хочу посмотреть, как ты будешь по горам от огня бегать».

Медведь сказал: «Ну тогда увидимся после пожара».

Гэсан Вандуй не успел ответить, как превратился в другого персонажа этого сна. Точнее говоря, он во сне снова стал начальником большой бригады. Во сне начальник большой бригады был крайне взволнован, потому что видел, как эта банда безбашенной молодёжи окружена морем огня. Собо, Янцзинь и ещё многие молодые люди из их деревни. Остервенелое выражение на их лицах сменилось отчаянием и страхом. Вокруг них высокие большие деревья, пламя подступает, деревья снизу вверх шумно вспыхивают одно за другим, словно гигантские факелы, упирающиеся в небо. Он в тревоге, места себе не находит, хочет броситься туда спасать их. Но в этот момент всё пропитавшееся насквозь смолой дерево взрывается, словно граната, с оглушительным грохотом. Огненный шар летит прямо в него и отбрасывает его в небо…

Он громко кричит и просыпается. Сначала он слышит, как шуршит сухая трава, которой набита подушка, словно бормочет что-то, потом чувствует, что со лба его течёт холодный пот, капает на подушку. Он раскрывает глаза и видит бьющий прямо в окно трепещущий свет солнца, словно дрожащее на ветру гигантское красное знамя…

8

За ночь огонь перебросился через большую реку, с восточного берега перескочил на западный!

Большая река сбегает с травянистой равнины, находящейся более чем в ста километрах отсюда, и течёт с востока на запад. Добравшись до окрестностей Счастливой деревни, где путь ей преграждают горы, она их огибает и делает большую петлю. Сначала воды реки отклоняются на север, потом круто поворачивают на юг и снова текут дальше в направлении с востока на запад.

Большой пожар возник как раз в этой гигантской излучине.

Южный берег реки и есть этот полуостров, в верхушке полуострова – густые леса. Нижняя часть полуострова примыкает к уездному центру. Окружающие уездный город горы вырубались в течение более десяти лет: десять с лишним тысяч человек Управления лесной промышленности без отдыха и остановки валили деревья, так что на большом участке остались только голые скалы, да ещё широкая борозда, пропаханная в