– Я твои заслуги знаю, в Счастливой деревне все люди это знают, и начальство, старина Вэй, тоже знает…

Доржи резко приподнялся и сел, но заносчивое выражение пропало с лица:

– Старина Вэй? Его скинули! А я? Они хотели меня расстрелять! – Тут он сник и снова повалился на подстилку из травы. – Я вижу, тебе тоже недолго осталось быть начальником…

– Но пока я – начальник большой бригады, назначенный народным правительством!

– Ишь ты какой! Всегда был слабак, а тут решил показать характер?

Глаза Гэсан Вандуя засверкали:

– На нашу деревню идёт большая беда. Я должен помочь эту беду пережить!

– Ты это про пожар, что ли? Ты ещё не видел настоящий пожар. Там, в уезде, все как сумасшедшие машут красными флагами; если бы ты тот пожар видел, ты бы не то сейчас говорил!..

Доржи замолчал и задумался, вспоминая, на лице выступил страх, он забормотал: «Большой пожар в горах можно потушить, если люди не смогут, так небо само потушит. А у людей в сердцах и головах пожар кто потушит?» Он замотал головой и вдруг разозлился:

– Уходи, занимайся своими делами и ко мне не приходи больше. Считай, что Доржи из Счастливой деревни уже умер!

Гэсан Вандуй твёрдо сказал:

– Я не могу долго здесь оставаться, но ты должен для меня хорошо поработать. Ради спокойствия нашей деревни я приду за тобой. Хочешь умереть? Не получается? Если наша деревня сможет пережить это несчастье, я готов с тобой вместе сидеть в тюрьме или умереть вместе…

Потом он не оборачиваясь вышел из пещеры. Он заговорил о смерти, и сердце разом стало ледяным и холодным; когда воздух в лёгких, казалось, готов воспламениться, чувствовать внутри этот холод было особенно приятно. Он ушёл так, не прощаясь, не сказав ни слова, потому что не хотел выдавать своего предчувствия.

Только недавно у него был приступ болезни. Каждый раз, когда он заболевал, он видел сероватую тень бога смерти. В этот раз неожиданно возникший большой пожар, заливший небо кроваво-красным светом, заставил его ещё больше увериться, что тот его сон предвещает приближение смерти. В центре сна сидел тот самый медведь. Этот медведь много лет был его соперником. О таком сопернике охотнику можно только мечтать всю жизнь, это его судьба.

В первый же раз, когда они встретились, он сразу понял, что встретил свою судьбу. В ту первую встречу медведь вырвался из поставленной им западни. В обычном случае зверь тут же поспешно спасается бегством. Этот медведь – нет.

Гэсан Вандуй вынул из ямы, в которой была западня, клочок медвежьей шерсти, рассматривал оставленные на земле капли крови, когда услышал низкое глубокое ворчание. Он поднял голову и увидел этого медведя, сидевшего, собравшись, в развилке старой берёзы прямо над его головой.

Гэсан Вандуй замер.

Медведю достаточно было только прыгнуть, и он бы раздавил его всем своим тяжёлым телом, не было даже шанса вскинуть ружьё. Но медведь просто спокойно сидел на дереве над ним, поблескивая маленькими острыми и холодными глазами. Для охотника это самый настоящий вызов. Поэтому Гэсан Вандуй не мог убежать, он мог только стоять как стоял, ждать, что медведь обрушится на него, как гора Тайшань. Погибнуть в схватке со своей добычей – это славный конец для охотника.

Но медведь только вытянул лапу и несколько раз ударил себя в крепкую широкую грудь, не спеша и не суетясь, спустился с дерева на землю и так же, не торопясь, не озираясь, ушёл. В это время охотник стоял у медведя за спиной, у него было достаточно времени поднять ружьё и убить зверя восемь или десять раз. Но Гэсан Вандуй только стоял на том же месте. Он уже только что умер.

Он даже не видел, как уходил медведь; потом время вдруг словно потекло назад, он увидел, как он, раздавленный медвежьей тушей в лепёшку, будто по мановению волшебника, постепенно раздувается, смахивает с себя капли крови, вся эта выдавленная из него ерунда всасывается обратно в тело, кости с треском становятся на место, глаза опять начинают видеть, мысли снова забегали в голове… Но медведь уже спокойно скрылся в лесной чаще.

Время шло год за годом, он ещё несколько раз видел того медведя. Из ненависти родилось чувство, подобное сладкой тоске. Вообще-то такая игра между охотником и добычей могла бы продолжаться и продолжаться и в конце концов стать новой главой сказаний о героях Счастливой деревни. Однако этой истории, судя по всему, придётся завершиться в спешке.

Когда ему приснился тот сон, он понял, что медведь прислал ему вызов на решающий последний бой. Видно, большой лесной пожар заставляет его, как и всех прочих животных, чувствовать приближение конца, поэтому он сделал свой ход первым. Гэсан Вандуй может только принять этот вызов. Жаль только, что из-за такой поспешности в продвижении истории к своей развязке эта глава сказок о героях Счастливой деревни выйдет слишком простой и краткой.

Пока Гэсан Вандуй шёл обратно в деревню, он наконец сказал шаману, которого уже не было рядом с ним: «Доржи, похоже, что ни тебе, ни мне всё равно не спрятаться от этой беды, так давай подумаем, как защитить нашу деревню, что ещё мы можем напоследок для неё сделать».

В это время несущиеся сзади один за другим грузовики обгоняли его, поднятое ими облако пыли окутало его с головы до ног. С тех пор, как построили дорогу до Счастливой деревни, она ещё не видела столько машин. Пока он так думал, из-за спины, громыхая, выскакивали всё новые и новые тяжёлые грузовики, их было больше, чем проехало по этой дороге за всё время её существования.

Растянувшаяся колонна машин уже уехала, а Гэсан Вандуй ещё чувствовал, как дрожит под его ногами поверхность дороги. Он ускорил шаг, выгрузившие людей и груз машины длинной вереницей возвращались ему навстречу.

Когда он добрался до Счастливой деревни, на площади уже поставили несколько брезентовых палаток зелёного, как у военных, цвета. Большая стояла в центре, а несколько палаток поменьше расположены полукругом и как бы охраняли большую. Над самой большой палаткой развевалось ярко-красное знамя. Гэсан Вандуй постоял перед её входом, думая, что кто-нибудь позовёт его внутрь. Но много людей с очень серьёзными лицами постоянно входили и выходили, огибая его и не обращая внимания, словно он был пень, а не человек.

Потом появился Собо. И таким же пнём стал рядом с ним. Его точно так же никто не замечал.

Собо был очень легко выходящий из себя