Панас с хитринкой глянул на ребятню, о чем-то шепчущуюся и, видимо, уставшую от взрослых скучных разговоров о «страшных ужасах». Ведь вроде врага побили, все дома — и о чем теперь переживать? Лукерья, помня, что парню необходимо калорийное питание, вытащила для юных сладкоежек горшок с мороженым из холодильного ларя.

— Все хорошо у твово парня будет. Пока корми, шоб в себя пришел, а дале мозги у него есть, так что не пропадет, — кивнул Панас Карлу на счастливые, перемазанные мороженым рожицы.

— Вы так и не объяснили, как они смогли вас столько изловить и почему остальные ушли, вместо того чтобы спасать свою родню? — напомнил домовому о больном господин сэн Хейль.

— Так вот так и ловили, — сердито буркнул дедок, — то тут полевика, то в деревушке домового. Кикиморку там, болотника здесь. Низших-то отожравшихся наша магия не брала, отскакивала, как от щитов, а их в гнезде много было. А высшая та мразь нас в предметы и впихивала. Насосется силы, усыпит и вплавит в алтарь. Когда спохватились, было уже поздно. Она людей нашей магией околдовала, печаток своих понаставила. Народ недоволен сварами знати был, а тут орден, значится, появился и говорит: «Нечисть всему виной. Умы смущает, работать она на нас должна, и магия ее нам должна служить». Вот тут уже и совсем беда пришла!

Панас пригорюнился и, махнув рукой, признался с горечью:

— Я же ж даже с лешим-то замирился, с Зелявием. Думал, мы старейшие и справимся, если пойдем. Полуденниц взяли у полевика, Вассалатий с нами не пошел только. Сказал, уводить будет всех, если не сдюжим, а мы только посмеялись. Трусом назвали. 

— А поймали-то вас как? — не выдержала Арина.

Панас хмыкнул и, зыркнув на детей, негромко ответил:

— Так на кровь магов! Видать, чуяла гадина! 

Лукерья вздрогнула, подняв на старика недоуменный взгляд. Она понятия не имела, каким образом на нечисть влияет магическая кровь.

Тот правильно истолковал ее взгляд и пояснил, стараясь, чтобы дети не обратили внимания и не стали вслушиваться в то, о чем беседуют взрослые.

— У алтаря нас мерзкая гадина и встретила, но не одна, а с клеймеными магами. Да еще подготовилась, видать, помогли ей наше житье-бытье изучить. Меня отваром валерианы так облили, что я поплыл, мозгами туманясь. Лешему хлеб, заговоренный с правильным словом, сунули, кикиморкам блестяшек ворох так, что они драться начали. А потом магию нашу-то инсекзарец как потянул к себе, мы в ступор и впали, а алтарь родной силой к себе потащил. Когда влипли, то очухались, рванулись, но тут-то и полилась кровь людская, детская. Гибли детишки с магией непроявленной. Где их понабрали тогда, не ведаю. Вот нас как коконом вместе с нашими силами и обернуло. А потом годами заливало и заливало, не вырваться. Только и хватило мозгов сообща сообразить и перенестись подальше от гадины мерзкой, жаль, не сразу додумались. Поскольку дом с хозяевами сам себя хранит, то вот сюда и попали. Не могла гадина к нам подобраться. Сначала, видать, найти не могла, поди поищи во всем мире-то, а когда нашла, тут, похоже, уже вы, господин сэн Хейль, проживали. А оставшихся, наверное, Вассалатий смог увести, он всегда был самый осторожный из нас.

— А они снова к нам не попадут? — Похоже, ребятишки только делали вид, что не слушали, видимо, боялись, что прогонят их от взрослых разговоров. Но Элия не выдержала, испуганно переводя взгляд то на одного, то на другого, то на третьего.

— Так ведь тепереча берегинюшка не даст, — влез все это время молчавший Подкопайло, — не смогут они тепереча.

Панас кивнул на его слова одобрительно.

— Твоя мать, девочка, прожила одну жизнь и вторую живет, старая была и молодая, житель двух миров, хозяйка путей. Она теперь и мост, и дверь, и тысяча запоров против зла.

— Это как? — Элька опять прижалась к маме, заглядывая ей в глаза.

— Я пока и сама не знаю, маленькая моя, — погладила ее по встрепанным прядкам Арина. — Может, почтенный домовой нам расскажет?

— Тут все просто, — ухмыльнулся в бороду тот. — Мост между нами, духами-хранителями, и людьми — ибо она человек, но магию нашу теперь понимает и видит, дверь для добра и справедливости — ибо рассудит, ежели спор какой случится, а тысяча запоров — это то, что мир теперь непроницаем для червоточин, которые гуляют в пространстве. Они ранят миры, и тогда сильные иные могут пройти сквозь такую прореху.

— А как мама такой стала? — Девочка с требовательным интересом смотрела на старого домового.

— А вот об этом уже у нее надо спрашивать. Али еще не помнишь? — Маленькие мудрые глазки из-под густых бровей всмотрелись в Арину. — Не помнишь еще, все мельтешит и перемешано. Травок еще попей, да спать тебе надо.

Тут у калитки зазвонили, а потом раздались какие-то вопли, слышные в открытое окно.

— Тама из лекарской хто-то прибежал, — прокомментировал вопли огородник. — Видать, сильно у них там припекло, шо они ажно по калитке ползти пытаются и ругаются дюже на колючки.

— Мозерс! — Сэн Хейль вскочил, но тут же сел обратно, с тревогой глядя на только что обретенную вновь жену.

— Франц, раз уж алтаря больше нет, то не думаю, что стоит так волноваться. — Арина мягко улыбнулась мужу. — У нас двое домовых и огородник. К тому же я берегиня теперь, что бы это ни значило. Поэтому иди спокойно и выясни, что с Леви, а завтра неплохо бы разузнать про настоящую Абигейль.

Сэн Рэн, в свою очередь, не замедлил подняться.

— Нам с Полем тоже пора, жена, наверное, волнуется. За полночь уже, а мы все у вас сидим. Я оставлю вам все защитные артефакты и надеюсь увидеть у нас всей семьей.

Соседи откланялись и ушли. За ними дом покинул глава семейства, о чем-то серьезно поговорив с дедом Панасом и наказав огороднику никого, кроме него, в дом не пускать.

Элия, счастливо улыбаясь, повела маму в спальню, а Лушка, прибирая со стола и поглядывая на что-то обсуждавших Панаса и Подкопайло, размышляла: «Что же такого вытворил Леви Мозерс, что к нам ночью так спешно прибежали из лечебницы?»

Франц сэн Хейль был раздражен и раздосадован тем, что его опять вытащили из дома и заставили оставить там только что вновь обретенную горячо любимую жену и ослабленную магическим ритуалом дочь. То, что в его доме алтаря больше не было и какой-то неизвестный дух-хранитель сообщил, что зло из мира исчезло и обратно не попадет, мага не успокаивало. Тем более, по рассказу молоденького юноши, видимо начинающего целителя или практиканта, дворецкий бушевал и требовал, потом как-то умудрился обезвредить «сиделку», но выйти из комнаты не смог. Поэтому подозрительно затих. Совершенно не представляя, что может сотворить пациент, встревоженный главный целитель послал за господином сэн Хейлем.

— Он же обычный человек, пожилой! — ворчал Франц себе под нос, раздумывая — а если тварь была не одна? Если они еще где-то бродят и древний домовой чего-то не рассказал? Как Леви смог обезвредить целителя, молодого парня, мага с артефактами и снадобьями? Он снова под чьим-то воздействием? А может, там кто-то из остатков ордена?