Зеленая гадость пыталась расползтись по кухне, но вокруг, мигая и посверкивая, стали возникать огоньки. Они, кружась, словно сгоняли туманную пакость в кучу, и та, возвышаясь над трещиной, внезапно стала обретать форму.

Из разлома столбом вылез странный предмет из дерева, камня и воды. То тут, то там через него проступали искаженные, страшные личины. Каменные, деревянные, с сочащимися по ним водными струями, которые, неожиданно вспыхивая огнем, превращались в пар и снова становились зелеными клубами тумана.

Огородник, тоненько, по-бабьи, вскрикнув, тут же превратился в ушастого ежа и попытался дать деру через окошко, но запутался во влажном полотенце и затаился на подоконнике, дрожа под тканью. Из складок выглядывали только пуговки черных глаз, да острый зеленый носик нервно дергался, принюхиваясь к происходящему.

— Алтарь ордена. — Карл сэн Рэн задвинул за спину девочку и обеспокоенно посмотрел на сына, стоящего на другой стороне кухни. — Поль, попытайся как-то выбраться в сад. У тебя магия еще не проявленная, и это опасно, алтарь использовали для вытягивания детской непроявленной магии!

— А мне? — тихонько дотронувшись до локтя мужчины, спросила Элька из-за спины мага.

— Проявленных магов в жертву не приносили. По крайней мере, я таких случаев не знаю. По каким причинам — тоже неизвестно, вероятно, она не подходит или может сбить магию алтаря.

Настороженно глядя на торчащий посреди некогда уютной кухни уродливый столбик, артефактор пытался вспомнить, что у него есть с собой подходящего для защиты себя и детей.

И точно уж никто не ожидал, что девочка, словно сойдя с ума, вдруг кинется к жуткой скульптуре и, обняв ее руками, заговорит:

— Духи-хранители, вас ведь там много-много злыдни запечатали. Вы ведь сильные, и вы там вместе. Я зову вас всех, как хозяйка этого дома и житель этого мира. Вы нам тут очень нужны! Нашим рощам и лесам, рекам и озерам, жителям и их домам, полям и лугам. Придите на мой зов, вы ведь приходите, когда вас зовут. Помогите покарать зло и спасти магический баланс нашего мира. И Лушеньку мою спасти. И папу. А еще отыщите мою маму. Мне и всем тут вы очень нужны!

С каждым словом ее голос становился все тише, и она, бледнея, стала оседать. Поль, наплевав на предостережение отца, кинулся к Эльке, которая за эти несколько дней перестала быть для него просто соседской девчонкой.

У Карла, казалось, ноги к полу приклеились и весь организм закаменел, будто зачарованный. Мужчина не мог пошевелиться и с отчаянием наблюдал за детьми, которых не уберег. Единственный сын добровольно коснулся проклятого алтаря, привалившись к нему плечом, а дочь соседа, которую он обещал защищать, белая как мел лежала без сознания рядом, поддерживаемая парнем.

— Да помогите же нам! — хрипло пробормотал Поль, понимая, что из него словно тянут силы. — Вы же хранители, вот и вернитесь хранить и защищать!

Огоньки, метавшиеся по поверхности алтаря как светляки, вдруг скользнули к мальчику и вонзились в то место, где он прижался плечом к алтарю. Жуткий вой, пощелкивание и треск, раздавшиеся за этим, оглушили всех присутствующих, а вспышка сонма лучей, пронзивших уродливую мешанину камней и дерева, ослепила глаза.

Только замотанный полотенцем огородник смог увидеть, как чудовищно искаженные лица и морды на алтаре сверкнули глазами, а потом истаяли, превратившись во множество крошечных сияющих воронок. Они дружно схлопнулись над головами детей. Алтарь исчез, и Поль с Элькой, повалившись навзничь, теперь лежали на полу сломанными куклами почти на самом краю провала.

Артефактор у двери смог наконец-то пошевелиться и, протирая глаза, неуверенно переставлял ватные ноги, пытаясь добраться до сына и девочки.

А на подоконнике рядом с холмиком из полотенца что-то зашипело и завозилось.

Ежик дернулся, силясь разглядеть очередную неведомую опасность, и глаза его расширились от удивления. Рядом на окошке валялся оставленный Полем ботинок, а из него торчал полосато-хвостатый и очень знакомый кошачий тыл.

Раздраженно дергая хвостом и упираясь задними лапами, из башмака выбралась взъерошенная и местами облезлая кошка. Шерсть висела клочьями на боках, покрытых мелкими мокнущими язвочками. Ошалелый бешеный взгляд зверька окинул разгромленную кухню и остановился на детях. Истошно мявкнув, кошка одним прыжком перемахнула с подоконника на стол, потом, припадая на израненные лапы, спрыгнула на пол и, кинувшись к Эльке, принялась вылизывать бледное личико. Рядом на колени опустился Карл сэн Рэн, вцепившись в сына и пытаясь оттащить его от провала в полу.

— От дурынды малолетние, — гулко фыркнуло снизу из трещины. — Ладно человек несведущий, но вот от вас, молодежь, такого не ожидал.

На краю провала, балансируя на обломанной паркетине, появился румяный дедок в холщовой рубашке и домотканых штанах. За нарядным, вышитым алым гарусом поясом торчала деревянная расписная ложка, туда же был заправлен и кончик длинной белоснежной бороды.

— Полно уже хозяйке лицо мочить, — сердито попенял он Лукерье. — Совсем ополоумела, что ли? Домом займись! Порядок в доме — здоровый домовой дух! Всему-то вас учить, непутевых, надо.

— А ты, мил человек, — ткнул он пальцем в артефактора, — дитятю-то не трожь покамест. Магии в него много бесхозной вошло от погибших тогда. Парню покой нужен, а как очнется, кормите без устали, пока аппетит не пропадет! Иначе калекой станет. Запомнил? — Зеленые, как изумруды, глазки из-под кустистых седых бровей сурово оглядели ошарашенного сказанным сэн Рэна. — Шоб кормили аки гуся к празднику!

— Дедушко Панас?! — С подоконника свалился еще не до конца выпутавшийся из полотенца, но принявший нормальный вид Подкопайло.

— А ты, дурень косорылый, пошто все чуть не испортил?! — напустился на него старичок, от души огрев вытащенной из-за пояса ложкой. — Тебе ж и надо-то было предупредить здешних, шоб звали нас и зовом вражью ворожбу истончили! А он, значится, незнамо чем тут занимался!

Огородник, прикрыв глаза, щупал наливающуюся на лбу шишку и причитал:

— Так я же ж не помнил, запамятовал и спал вроде ж. А потом вспомнил, но не то. А потом сад защищал и опять, значится, спал. Не виноват же ж я, деда-а-а...

— Как есть дурень молодой, память как у трясокрылки на скачок до посвисток... — спрятав ложку за пояс, пробурчал дед.

Он оглянулся на домовую, которая, став собой и прижав ладошки к полу, поглаживала исковерканный паркет. Трещина зарастала прямо на глазах, и щепки, превращаясь в аккуратные досочки, становились на место.

— Вот! Сразу видно, шо настоящая домовая, — ухмыльнулся Панас в бороду. — Молодая, конечно, есчо и на эмоциях не туды ползет, куды надо, но, значится, толк-то выйдет. Годков через двести, думаю, ужо хороша будет.

— А вы, простите, сами кто будете? — Карл наконец пришел в себя и, положив голову бессознательного сына на колени, просверлил по-хозяйски командующего старичка взглядом исподлобья.