– Вот, видите, – как ни в чем не бывало, не замечая жуткоговпечатления, которое произвели на меня снимки, продолжал Федор, – правая нога,мизинец отсутствует. И потом, машина Соловьевой, тело за рулем, платье ее итуфли тоже, ну все ясно, а тут еще и мизинец.

– Скажите, – осторожно спросила я, – а вы уверены на стопроцентов, что несчастная была жива в момент аварии?

– Конечно, – ответил Федор. – Во-первых, карбоксигемоглобин,а также в дыхательных путях выявили копоть, при гистологическом исследованиикусочков легких нашли черноватые включения копоти в альвеолах. И еще…

– Не надо, – пробормотала я, борясь с тошнотой.

Леонов развел руками:

– Уж извините, понимаю, что надеялись найти живую подругу,но увы! Если хотите, можете обратиться в милицию по месту жительства,расскажите о женщине, которая вымогает у вас деньги. Ее можно попытатьсяпоймать. Вот ведь сволочь!

– Не надо, – бубнила я, в третий раз проглатывая приехавшуюв рот из желудка геркулесовую кашу. – Поняла, просто пошлю эту даму куда подальше!

– Слова написать? – засмеялся Федор, захлопнул папку ивежливо сказал:

– Обращайтесь, если чего. Для Юрки все сделаю, он мне вшколе милиции всегда математику решал, в алгебре я ни бум-бум, железная голова!

Криво улыбнувшись в ответ, я выпала в довольно грязный,покрашенный зеленой краской коридор, миновала дежурного и выбралась на улицу.

По широкому проспекту неслась лента автомашин. На небольшойплощади около метро кипела жизнь. Вовсю торговали палатки. Возле “Русскихблинов” на симпатичных белых стульчиках сидели жующие люди. Стайка девчонок,хихикая, облепила ларек с косметикой. У входа в подземный переход горластыестарушки предлагали сигареты. Никому не было дела до сгоревшей заживо вавтомашине женщины.

Поеживаясь, я добрела до скамейки. Хорошо, что не работаю вмилиции. Каждый день видеть такое! Убитые люди, жуткие катастрофы, плачущиеродственники. Теперь понятно, почему Юрка возвращается домой серый отусталости. Нет, работа детектива стала казаться мне не слишком привлекательной…Бедная, бедная девушка, от которой остались только ноги с изуродованной вдетстве правой ступней! Правой!!! Я так и подскочила на скамейке. Правой!! Бытьтого не может!

Домой я влетела, не снимая туфель. Верочка, весело напевая,смешивала на палитре краски.

– Немедленно скидывай тапки, – велела я.

Вера послушно стащила темно-бордовые велюровые шлепки. Яуставилась на ее ноги. Мизинец отсутствовал слева! Не доверяя себе, я еще разпотребовала:

– Верусь, подними правую ногу.

Девушка покорно задрала конечность и осталась стоять начетырехпалой ступне.

Левая! У Верочки изуродована левая ножка, а у той бедолаги,невесть как оказавшейся в ее машине, – правая!

В голове словно защелкал счетчик: тик-тактик. Значит, аварияподстроена! Ну и кто из двоих – Никита или Антон – автор замысла? Опознавать-тоездили они… Я плюхнулась в кресло. Верочка продолжала изображать цаплю.

– Опусти ногу.

Девушка послушалась и спокойно взялась за кисть. Нет,все-таки у нее замечательная нервная система. Другая забросала бы вопросами:зачем да почему. А она молча выполнила приказы и продолжает рисовать. Ну и чтотеперь делать? Ясное дело, получше изучить милое семейство Соловьевых.

Позанимавшись с Викой полтора часа, я отложила в сторонутетрадь.

– Устала.

– Пошли, выпьем кофе, – предложила ученица.

Мы спустились в столовую и получили по чашке восхитительногонапитка. Не успела я начать свои расспросы, как дверь комнаты распахнулась, ивошла худенькая, просто прозрачная девочка лет пятнадцати. Светлые роскошныеволосы водопадом спадали на острые плечики, огромные карие глаза приветливообежали столовую, красиво очерченные губы разомкнулись, и незнакомка произнесланеожиданно хриплым голосом:

– Здравствуйте.

– Ксюша! – обрадовалась Вика. – Будешь кофе?

Потом Вика повернулась ко мне:

– Виолочка, знакомься, это Ксюша, жена Антона.

Девочка танцующей походкой подошла к столу, села, и японяла, что ей скорей всего хорошо за двадцать, даже ближе к тридцати. Возлеглаз наметились тоненькие морщинки, довольно глубокая складка пролегла от носак подбородку и кожа кое-где слегка привяла. Обманчивое впечатление детскостипроизводила субтильная фигурка и широко распахнутые глаза. Появление женщинынастолько застало меня врасплох, что я весьма бесцеремонно ляпнула:

– Не знала, что Антон женат.

Ксения весело засмеялась и откинула тяжелые светло-пепельныепряди. Кудри у нее были необыкновенной красоты, редко встретишь сейчас человекас такой переливающейся копной.

– Вика просто чрезмерно деликатна. Мы с Тошей никогда неходили в загс, мой статус – любовница или сожительница, хотя вроде сейчасговорят: “гражданская супруга”.

– Глупости, – фыркнула моя ученица, – можно подумать, чтоштамп в паспорте что-то меняет. Вы вместе уже пять лет, и, по-моему, Антон неслишком красиво поступает. Как порядочный человек, он обязан жениться!

Ксюша опять засмеялась:

– Ну, из браков, заключенных по обязанности, ничего хорошегоне получается. И потом, ты же знаешь Антона, он вокруг ничего не замечает и,наверное, просто забыл, что мы не расписаны.

– Он настолько рассеян? – спросила я. Вика расхохоталась:

– Другого такого нет. Сколько раз выходил из дома в разныхботинках, постоянно забывает о назначенных встречах…

– Жутко обижалась вначале, – весело пояснила Ксюша, – что,думаю, за странность такая: звонит мне домой, приглашает на свидание и… не приходит.Даже решила порвать с ним, но потом поняла, Тоша – натура артистическая,увлекающаяся, живет только настоящим. Пришла ему в голову очередная рифма, ивсе остальные дела побоку. Хватает бумагу, ручку…

– Антон пишет стихи?

– Тоша – гений, – спокойно пояснила Ксюша, – его место влитературе возле Бродского.

Мне подобное сравнение показалось наглым, но Ксюшапродолжала весело болтать: