– Ну, я все-таки Гарвард закончила, – засмеялась Маша, –причем факультет психологии. У нас была куча спецкурсов по судебной психиатрии,криминалистике и криминологии, и практика была в тюремном госпитале длядушевнобольных преступников. Еще мне приходилось ездить с полицейскими напатрульной машине, тоже, кстати, по злачному району, и общаться спроститутками, правда нью-йоркскими. Но вообще, сейчас это не важно, вы лучшемне скажите, неужели вам кроме убийства Кравцовой и Бриттена приходитсязаниматься какими-то еще делами, тем более такими серьезными? Не понимаю, какэто можно совмещать? Или есть что-то общее?

– Что, например? – спросил Арсеньев и напряженно улыбнулся.

Они как раз стояли на светофоре, лицо его было ярко освещеноблизким фонарем.

– “Фольксваген-гольф”, черный или цвета мокрого асфальта, –тихо произнесла Маша и увидела, как он нахмурился.

– Почему вам это вдруг пришло в голову?

– Сначала вы долго пытались выяснить у Рязанцева, непокупала ли Кравцова такую машину, но четкого ответа так и не добились. Потомоказалось, что именно “Фольксваген-гольф” увез несчастную проститутку Катю. Атеперь, если позволите, я задам вам совсем абсурдный вопрос. Кто работал струпами Кравцовой и Бриттена? Не тот ли эксперт, который сильно пьет и любитфантазировать?

– Почему вы спрашиваете? – Арсеньев напрягся еще сильней.Вспыхнул зеленый, но он как будто не заметил этого, продолжал стоять.

– Я же предупредила, что вопрос абсурдный. Только скажите:да или нет.

– Да.

– Так я и думала! – Маша на несколько минут совсемпроснулась и даже хлопнула в ладоши. – Нет, я не сумасшедшая, поверьте. Япросто помню начало вашей беседы с Рязанцевым. Он говорил о ссадинах на лицеКравцовой, точнее, вокруг рта. И губы были воспаленными. То есть емупоказалось, что они воспалены, а на самом деле это водостойкая губная помада,нанесенная уже после убийства. Очень все похоже на картину с убитойпроституткой, верно? А тут еще “Фольксваген-гольф”, черный либо цвета мокрогоасфальта.

– У проститутки нет пулевых ранений, – мрачно заметилАрсеньев и наконец тронулся с места, – про нее вообще ничего не ясно. Тамвозможен суицид.

– Не возможен, – Маша помотала головой, – нет, нет, японимаю, удобней было бы считать это суицидом, и, скорее всего, вашеначальство, в том числе следователь Зинаида Ивановна, не желает видеть никакойсвязи между двумя, а вернее тремя убийствами. В самом деле, с одной стороны,Кравцова и Бриттен, с другой – несчастная девка с подмосковной трассы. К томуже эксперт пьет, и в проститутку не стреляли. Но вы не можете отделаться отдурацкого, вроде бы совершенно лишнего и ненужного чувства, что связь есть. Яправа, Александр Юрьевич? Ладно, не напрягайтесь, не отвечайте. Я и так знаю,что права. Просто вы не хотите обсуждать это со мной. Тайна следствия, яамериканка, и все такое. О'кей, давайте пока оставим эту тему. Завтра с утра мыоба должны посетить Галину Дмитриевну Рязанцеву в больнице. Тоже не простаяситуация.

– Да уж, – кивнул Арсеньев, слегка расслабляясь.

– Так что там за история с утонувшей девочкой? Если яправильно поняла, жена Рязанцева в двенадцать лет пережила тяжелую душевнуютравму и с тех пор страдает патологической водобоязнью.

– На самом деле история ужасная. Девочка утонула не просто унее на глазах. Они купались вместе, и потом Галину Дмитриевну обвиняли в том,что она ее утопила.

– Ой, мамочки, – вырвалось у Маши, и она тут же прикрылаладонью рот, смущенно кашлянула, – что, было расследование, какое-то уголовноедело? , – Да нет, вовсе нет. Просто несчастный случай. Но мать погибшей девочкикричала, что она утопила ее дочь, бросилась на нее на похоронах с воплями,называла убийцей. Потом на нее показывали пальцами, шептались за спиной, этообсуждал весь двор, вся школа, до тех пор пока семья не поменяла квартиру.

– От такого можно правда сойти с ума, особенно в двенадцатьлет. Вам это рассказала Ли-сова?

– Конечно, кто же еще? Мадам с удовольствием поведала мне,что Галина Дмитриевна убийца. Я почти уверен, что вся эта история со звонками –ее работа. Никак не может успокоиться, добивает и добивает свою соперницу.

– “Джен Эйр”, – пробормотала Маша.

– Не понял…

– Ну получается, все как в романе. Жена сумасшедшая,любовница изменяет легкомысленно и вероломно, потом тоже погибает, в итогескромная крошка остается наедине с героем своих тихих девичьих грез, кстати,тоже чуть не погибшим. Там был пожар, и мистер Рочестер стал инвалидом, ослеп,потерял руку. Вот тут-то и наступил хеппи-энд, для главной героини, конечно. Итолько для нее. С остальными персонажами все значительно сложней. Возможно, насждет еще много интересного. Нам до хеппи-энда далеко.

– Все равно не понял, – помотал головой Арсеньев, – я,честно говоря, романа этого никогда не читал.

– И не надо. Поверьте мне на слово, вам вряд ли понравится,– усмехнулась Маша, – знаете, это вроде современной мыльной оперы и дешевыхдамских романов, где единственная цель героини – завоевать любимого мужчину, ицель оправдывает любые средства, и обстоятельства всегда на ее стороне.

– Но ведь классика, – удивился Саня, – старая английскаяклассика, и до сих пор читают во всем мире.

– Да, наверное, я не права, – легко согласилась Маша, – всамом деле, что это я вдруг набросилась на бедную Шарлотту Бронте и еебессмертную суперположительную героиню? Многие читают, любят, находят в этомутешение. Вот Лисова, например. Она ассоциирует себя с героиней. И если реальностьне совпадает с сюжетом, пытается это исправить.

– То есть вы думаете, что она действительно свела с умаГалину Дмитриевну? В принципе такое возможно?

– Конечно. В психиатрии существует понятие “индуцированноепомешательство”. Правда, отдельную личность сложнее свести с ума, чем толпу,коллектив. Но тоже бывает. Особенно если учесть тяжелую душевную травму,пережитую в детстве, – вздохнула Маша, – и еще есть уголовная статья “Доведениедо самоубийства”. Если можно довести до самоубийства, то свести с ума – темболее.

– Нет, все-таки не понимаю, не могу поверить. Известно, чтов начале карьеры Рязанцева его жена была постоянно рядом, активно участвовала всоздании его партии, политического имиджа, появлялась с ним на всяких митингах.Мне всегда казалось, что такими вещами могут заниматься только сильные, жесткиелюди. Но если она сильная и жесткая, как же позволила с собой все этовытворять?

– Во-первых, не такая уж сильная и жесткая женщина ГалинаДмитриевна. Он же ее всю сожрал, все соки из нее высосал, наш прелестныйполитик, большое дитя, капризное, избалованное и наглое. Она все делала длянего, и на себя сил уже не осталось.