— Нет, — возразил Пуаро. — Еще ваш паспорт, где указано, когдавы уехали из Англии и когда вернулись. И Глэдис Мэри Бидон, жена Чарлза Бидона,находящаяся в психиатрической лечебнице в графстве Харвертон.

До этой минуты Мими не проронила ни звука и сидела, нешелохнувшись, точно статуя. Но тут она встрепенулась. У нее вырвался негромкийвскрик, похожий скорее на стон.

Сэр Чарлз повернулся к ней — движения его были неторопливы ивеличественны.

— Мими, вы ведь не верите ни единому его слову, правда?

Сэр Чарлз с улыбкой простер к девушке руки.

И Мими медленно двинулась к нему, будто он еегипнотизировал. Ее глаза, в которых застыла мучительная мольба, неотрывносмотрели на него. Сделав несколько неверных шагов, она вдруг опустила глаза,дрогнула, не зная, куда идти, у кого искать поддержки.

Внезапно она вскрикнула и упала на колени перед Пуаро.

— Это правда? Правда?

Пуаро движением, исполненным доброты и сочувствия и в то жевремя твердым, положил руки ей на плечи.

— Правда, мадемуазель.

В полной тишине слышались только рыдания Мими.

Сэр Чарлз будто сразу постарел.

Теперь у него было лицо старика, на котором пагубные страстиоставили свой след.

— Будь ты проклят! — хрипло сказал он. За всю свою долгуюжизнь на сцене он не произнес реплики, в которой звучала бы такая неподдельнаяи такая бессильная злоба.

С этими словами сэр Чарлз повернулся и бросился вон изкомнаты.

Мистер Саттертуэйт вскочил со стула, но Пуаро покачалголовой, продолжая нежно гладить по волосам рыдающую Мими.

— Он сбежит! — кричал мистер Саттертуэйт.

— Нет, ему осталось одно — уйти. Медленно удалиться наглазах у публики или сразу исчезнуть со сцены.

В это время дверь бесшумно отворилась, и кто-то вошел. Этобыл Оливер Мендерс. Его лицо утратило столь привычное, презрительно-насмешливоевыражение. Он побледнел, осунулся, и вид у него был несчастный.

— Посмотрите, мадемуазель, — мягко сказал Пуаро, наклоняяськ девушке. — Вот ваш друг. Он отвезет вас домой.

Мими поднялась с колен. Она молча смотрела на Оливера, точноне узнавая его, потом, споткнувшись, неуверенно сделала шаг к нему навстречу.

— Оливер… Отвези меня домой. О, пожалуйста, отвези меняпоскорее домой.

Он обнял ее и повел к двери.

— Да, дорогая, пойдем. Пойдем.

Ноги у девушки подкашивались, она едва шла. Оливер и мистерСаттертуэйт с двух сторон поддерживали ее. У двери она, казалось, взяла себя вруки, выпрямилась и вскинула голову.

— Благодарю. Мне уже лучше.

Пуаро поманил Оливера Мендерса, и молодой человек вернулся вкомнату.

— Будьте с ней как можно деликатнее, — сказал Пуаро.

— Еще бы, сэр! Она самое дорогое, что есть у меня на свете,вы это знаете. Любовь к ней причинила мне так много страданий, так меняожесточила. Но теперь я стану другим. Я буду для нее надежной опорой. И можетбыть, когда-нибудь…

— Верю, так и будет, — сказал Пуаро. — По-моему, в ее сердцеуже пробуждались нежные чувства к вам, но тут явился он и поразил еевоображение. Эти знаменитости, которым все поклоняются, как они опасны для юнойдевушки! В один прекрасный день Мими вас полюбит, и вы построите здание своегосчастья на прочном фундаменте.

Оливер вышел из комнаты, и Пуаро проводил его ласковымвзглядом.

Вскоре вернулся мистер Саттертуэйт.

— Мосье Пуаро, — сказал он, — вы самый удивительный человек,которого я когда-либо знал.

Пуаро напустил на себя скромный вид.

— Вздор, право, вздор. Трагедия в трех актах. И вот занавеспадает.

— Извините меня… — нерешительно начал мистер Саттертуэйт.

— Наверное, хотите, чтобы я что-то вам объяснил?

— Да, мне хотелось бы знать…

— Пожалуйста, спрашивайте.

— Почему вы иногда говорите по-английски безупречно, аиногда.., не совсем?

Пуаро засмеялся.

— О, охотно объясню! Я и впрямь умею хорошо говоритьпо-английски. Однако, мой друг, ломаный английский дает неоценимыепреимущества. Люди начинают вас немного презирать. «Иностранец! — говорят они.— И сказать-то по-английски ничего толком не умеет». Я не люблю нагонять налюдей страх, я предпочитаю выглядеть в их глазах немного смешным. А еще обожаюхвастаться! «Э-э, приятель, — думает англичанин, — уж слишком ты о себевозомнил! Видно, не многого стоишь!» Так обычно думают англичане. А ведь этоневерно. Понимаете, я таким образом усыпляю их бдительность. К тому же это ужестало привычкой…

— Господи! — воскликнул мистер Саттертуэйт. — Сколькомудрости! Прямо как у змеи!

Он задумался, затем огорченно сказал:

— А я вот, кажется, отнюдь не блестяще проявил себя в этомделе.

— Напротив. Вы первый обратили внимание на чрезвычайносущественное обстоятельство — на то, как сэр Бартоломью говорил с дворецким. Вызаметили, что мисс Уиллс необычайно наблюдательна и проницательна. Право, вымогли бы сами обо всем догадаться, если бы не были падки, как всякий заядлыйтеатрал, на сценические эффекты.

Мистер Саттертуэйт заметно приободрился. Внезапно егопоразила какая-то мысль, у него даже челюсть отвисла.

— Боже мой! — вскричал он. — До меня только сейчас дошло!Ведь отравленный коктейль мог выпить любой из нас! Это мог быть я!

— Нет, друг мой, все могло обернуться куда хуже.

— Как?!

— Это мог быть я, — сказал Эркюль Пуаро.