– Как ты думаешь, что они сделают, если на этой неделе страницы не появятся? – спрашиваю я. – Или на следующей неделе?

– Ты не будешь выкладывать страницы?

Я отрицательно качаю головой.

– У меня есть несколько страниц в запасе, но с прошлой недели я перестала рисовать. С тех самых пор. Я больше не хочу. Мне даже не хочется просто брать в руки карандаш.

– Но в конце концов ты их выложишь?

– Может быть. Не знаю.

Он дышит рывками. Смотрит на меня, на свои руки, снова на меня. В его неподвижности чувствуются нервозность, неуверенность.

– Я должен кое-что тебе сказать. – Его голос звучит громче, чем обычно. – За день до того, как это произошло, за день до выпускного номера я получил электронное письмо от одного издателя. Они раскопали прозаический вариант комикса. Их впечатлило и взволновало, каким популярным оказалось «Море чудовищ», и они хотят опубликовать его в виде романа.

– Они хотят тебя опубликовать?

Он кивает. Я вытираю глаза рукавом:

– Это здорово. Это потрясающе. У тебя будет книга.

– Но они сказали, что им нужно разрешение на издание. От создателя комикса.

– Конечно, – говорю я, с трудом выговаривая слова. Это самое малое, что я могу сделать для него после всей дряни, которая на нас свалилась. Уже не имеет значения, выплывет ли мое имя. – Конечно, ты можешь получить разрешение. В любое время. Просто покажи, где я должна поставить свою подпись.

Но он не выглядит счастливым. А смотрит на меня так, будто я упустила что-то очень важное.

– Они не хотят ничего предпринимать, пока не будут знать, чем все кончится.

– Ну так напиши окончание, – прошу я.

– Им не нужно мое окончание, Элиза. Им нужно твое. В ином случае все будет неправильно.

– Я могу сказать тебе, какой будет конец, и ты…

– Они. Хотят. Твое.

– То есть книги не будет, если комикс останется незаконченным?

Он продолжает смотреть на меня. Внутри у меня становится холодно.

– Странно как-то, – говорю я. – Это все же хорошая история – люди будут покупать ее…

– Ты должна закончить. – Я никогда не слышала у него такого требовательного голоса.

– Я не могу.

– Ты должна довести дело до конца, Элиза.

– Сейчас я даже не могу прикоснуться к карандашу. Ты же сам пережил подобное, разве не так? Ты не можешь ничего делать, потому что ничего не движется, ничего не получается, голова у тебя пуста…

– Ты должна закончить, – с трудом говорит он. Я бы хотела загородиться от него подушкой, как щитом. – Мне никогда больше не выпадет шанса подобного этому. И тогда мне придется еще четыре года заниматься тем, что заставят меня делать другие. А может, и еще дольше. Я больше не могу. Пожалуйста, Элиза. Осталось всего несколько глав, просто соберись и закончи историю.

Он ничего не понимает. Или не хочет понимать.

– Я не могу, – шепчу я.

– Почему?

– Во мне… во мне ничего нет.

– Ну и что? Художники все время рисуют без всякой мотивации. Если бы я мог сделать это за тебя, то сделал бы, я – я бы убил за то, чтобы написать что-либо без какой-либо мотивации, если бы это позволило потом создать то, что мне хочется создать. У меня никогда не было такой проблемы. Мне никогда не приходилось заставлять себя делать что-либо. Я не знаю, как это работает.

– Я не могу.

Он встает с кровати. Опять ерошит волосы, сжимает кулаки. На его челюсти вздуваются желваки. Он осматривается, сканирует пустые стены, пустой стол, выключенный компьютер.

– У тебя идеальная жизнь, – говорит он, – и ты не можешь нарисовать пару глав.

– Моя жизнь вовсе не идеальна, – возражаю я.

– Ты создала невероятную вещь, любимую обожающими тебя людьми. Они признали твой талант. У тебя нет нужды беспокоиться о том, как ты будешь платить за колледж, или о хорошей работе, или раздумывать над тем, чем заниматься в будущем. Тебе никто не выносит мозг, говоря, что ты должна делать и кем быть. От тебя требуется лишь нарисовать еще несколько страниц. И все. Это займет неделю, максимум две. Поэтому, Элиза, пожалуйста, нарисуй эти страницы.

Я не в силах ничего сказать и качаю головой.

Уоллис разворачивается и уходит. Его ноги тяжело ступают по лестнице. Входная дверь тихо закрывается, впуская в дом немного воздуха.

Лучше бы он изо всех сил хлопнул ею.

Я сижу за столом с чистым листом бумаги и карандашом. Карандаш лежит параллельно нижнему узкому краю листа. Смотрю на карандаш. Карандаш смотрит на меня.

Несколько глав. Окончание. Деталей я не знаю, но у меня есть смутная идея о том, что произойдет. Это не должно быть слишком уж трудно.

Чистые страницы – своего рода приглашение. Даже вызов. Перед тобой холст – хватит ли у тебя таланта? Какие ресурсы ты можешь пробудить в себе, чтобы в голове появились персонажи? Чистый лист бумаги – это безграничные возможности.

Теперь, глядя на него, все, что я вижу, – это первичный хаос. Там, где прежде во мне возникали идеи и вдохновение, теперь лишь глыба гранита. Огромная, недвижимая и такая холодная, что у меня немеют руки и даже ноги. Смотрю на лист бумаги и чувствую, что не достаточно сильна, чтобы взять его в руки.

Я должна попытаться. Я должна попытаться ради Уоллиса.

Тянусь к карандашу. Рука останавливается, пальцы скрючиваются, кисть падает на край стола. Все получится неправильным. Персонажи. Сюжет.

И люди поймут это. Мне придется выложить страницы в Интернет, потому что издатели не возьмут работу Уоллиса, если история не будет закончена, а все читатели, слонявшиеся все это время по форуму, увидят, что панельки не так хороши, как могли бы быть. Не так хороши рисунки, не так хороши персонажи, не так хороша сама история.

И когда они увидят это, они, зная, где меня найти и как меня найти, смогут задать мне очень неприятные вопросы прямо в лицо. Некоторые могут сделать это в школе.

Что, если они отправят мне письмо?

Что, если они придут ко мне домой?

Что, если они станут говорить обо мне как об Оливии Кэйн? Отшельница Элиза сбежала в пещеру в горах и отгоняет от своих владений людей с помощью ружья. Устроила ловушки для своих же собственных фанатов. Она нарисовала столько чудовищ, что сама стала чудовищем.

Тут я осознаю, что так сильно вцепилась в край стола, что мои ногти оставили отметины на поверхности дерева. Убираю руки. Заставляю себя дышать, задвинуть все другие мысли на задворки и думаю об Уоллисе. У Уоллиса будет книга. На полученные деньги он сможет поступить в колледж и заняться тем, что действительно любит. Ему не придется ублажать Тима или делать работу, которая заставит его возненавидеть себя.