Впоследствии Джесс иногда пугалась духов и все же делиласьсвоей тайной с самыми близкими друзьями. Но в целом она следовала советамМаарет, и эти способности уже не причиняли ей беспокойства. Такое впечатление,что они словно вдруг засыпали. Иногда она забывала о них надолго.

Письма от Маарет стали приходить еще чаще. Маарет превратиласьв ее наперсницу, ее лучшую подругу. После поступления в колледж Джесс вынужденабыла признать, что Маарет, с которой она только переписывалась, стала ей болееблизкой, чем кто-либо. Но она давно смирилась с мыслью, что, возможно, ониникогда не встретятся.

Но однажды вечером – Джесс училась тогда на третьем курсеКолумбийского университета – она открыла дверь своей квартиры и обнаружила, чтоповсюду горит свет, в камине пылает огонь, а возле железной подставки для дровстоит высокая, стройная рыжеволосая женщина с кочергой в руках.

Какая красавица! Таково было самое первое и ошеломляющеевпечатление Джесс. Лицо с умело наложенным макияжем можно было бы отнести квосточному типу, если бы не удивительно яркие зеленые глаза и струящиеся поплечам густые, вьющиеся рыжие волосы.

– Дорогая моя, – сказала женщина. – Я –Маарет.

Джесс кинулась в ее объятия. Но Маарет перехватила ее инежно удержала на расстоянии, как будто намереваясь получше рассмотреть. Потом,словно не осмеливаясь выразить свои чувства как-либо иначе, она покрыла Джесспоцелуями, при этом ее туго затянутые в перчатки руки едва касались предплечийДжесс. Это были восхитительно трогательные мгновения. Джесс погладила мягкие,пышные рыжие волосы Маарет. Совсем такие же, как у нее.

– Дитя мое, – прошептала Маарет, – именнотакой я мечтала тебя увидеть. Ты даже не представляешь, как я счастлива!

В тот вечер Маарет казалась истинным воплощением единствапротивоположностей. Невероятно сильная и поразительно сердечная. Стройная, стончайшей талией и в то же время величественная. В ней ощущалась некаязагадочность, присущая помещенным в витрине модного магазина манекенам,жутковатая таинственность женщины, превратившейся в скульптуру. Когда онивместе выходили из квартиры, полы ее длинного коричневого шерстяного плащаграциозно всколыхнулись. И тем не менее им было чрезвычайно легко и спокойнодруг с другом!

Ах, какой длинной была та проведенная вместе ночь: онипобывали в галереях, в театре, а потом отправились ужинать, хотя Маарет совсемне хотела есть. Это от волнения, объяснила она. И даже не сняла перчатки. Ейпросто хотелось выслушать Джесс. А Джесс без умолку говорила обо всем на свете– об университете, о своих археологических исследованиях, о том, что онамечтает отправиться на раскопки в Месопотамию.

Все это так отличалось от общения в письмах. Они дажепрогулялись по Центральному парку в кромешной тьме, поскольку Маарет сказала,что бояться им совершенно нечего. И ведь тогда казалось, что в этом нет ничегоособенного. Все было так прекрасно и необыкновенно, как будто они бесстрашнобродили по тропам зачарованного леса, переговариваясь между собой приглушеннымиот волнения голосами. Божественное ощущение полной безопасности! Незадолго дорассвета Маарет оставила Джесс в квартире, пообещав в самое ближайшее времяпригласить ее в Калифорнию, где в горах Сономы у Маарет был дом.

Однако приглашение последовало лишь через два года. Джесстолько что получила степень бакалавра и в июле собиралась отправиться нараскопки в Ливан.

«Ты должна приехать на две недели», – написала Маарет.Вместе с письмом в конверте лежал билет на самолет. В аэропорту ее встретит«дорогой друг» Маэл.

Странности начались с момента ее приезда, хотя в то времяДжесс об этом не думала.

Взять хотя бы Маэла – высокого, представительного мужчину сдлинными волнистыми светлыми волосами и глубоко посаженными голубыми глазами,который вез ее из аэропорта на север, в округ Сонома. В его движениях и тембреголоса, равно как и в его аккуратной манере вести машину было нечто жутковатое.Одет он был как типичный скотовод: в костюм из сыромятной кожи и даже сапоги изкожи аллигатора; общему стилю не соответствовали лишь изящные черные лайковыеперчатки и большие очки в золотой оправе с тонированными синими стеклами.

И в то же время он был очень веселым, искренне радовался ееприезду и сразу же ей понравился. Они не успели еще доехать до Санта-Розы, аона уже рассказала ему историю всей своей жизни. Такого красивого смеха, как унего, Джесс никогда не слышала. Но пару раз при взгляде на него Джессчувствовала странное головокружение. С чего бы это?

Да и сам дом показался Джесс крайне необычным. Кому моглоприйти в голову сделать все здесь именно так? Начать с того, что он стоял всамом конце почти непроезжей, немощеной дороги, а его задние комнаты врезалисьнепосредственно в гору, словно были вырыты какими-то огромными машинами. Абалки, поддерживавшие крышу? Неужели они действительно из калифорнийскогомамонтового дерева? Должно быть, они футов двенадцать в обхвате, не меньше. Икирпичные стены тоже явно очень древние. Неужели европейцы появились вКалифорнии так давно, что… Впрочем, какое это сейчас имеет значение? Достаточнотого, что дом просто великолепен. Ее приводили в восторг круглые железныеочаги, звериные шкуры на полу, огромная библиотека и старая обсерватория сдревним латунным телескопом.

Она полюбила и добросердечных слуг, ежедневно приезжавших изСанта-Розы, чтобы прибрать в доме, постирать, приготовить роскошную еду. Ее небеспокоило даже вынужденное многочасовое одиночество. Ей нравилось гулять влесу. Она ездила в Санта-Розу за книгами и газетами. Она внимательнорассматривала гобелены. В доме было множество предметов материальной культурыдревних людей; она не могла определить их принадлежность, но с удовольствиемизучала.

Джесс не испытывала никаких неудобств. Установленные навысокой горе антенны обеспечивали прием телеканалов со всего мира. В подвалебыл оборудован кинотеатр: экран, проектор и широчайший выбор фильмов. В теплыедни она купалась в пруду с южной стороны дома. С наступлением сумерек,неизбежно приносивших с собой холодный воздух Северной Калифорнии, во всехочагах ярко пылал огонь.

Конечно, самым большим открытием для нее стала семейнаялетопись – бесчисленные тома в кожаных переплетах, заключавшие в себемноговековую историю Великого Семейства и родословные древа всех его ветвей.Она буквально затрепетала от волнения, обнаружив сотни фотоальбомов и сундуки,заполненные живописными портретами – от крошечных овальных миниатюр доогромных, покрытых толстым слоем пыли холстов.