– Может, все-таки выпьете кофе?

Джонни покачал головой.

– Организм не принимает.

– Послушайте, – Баннерман сел на стул, – вы в самом делечто-то узнали.

– Я знаю, кто их убил. Вы все равно рано или поздно поймалибы его. Просто он ближе, чем вы ищете. Вы даже видели его в этом плаще, такомблестящем, наглухо застегнутом. Он по утрам пропускает детей через дорогу. Онподнимает стоп-знак, чтобы дети могли перейти улицу.

Баннерман смотрел на него как громом пораженный.

– Вы имеете в виду Фрэнка? Фрэнка Додда? Вы с ума сошли!

– Да, это Фрэнк Додд, – подтвердил Джонни. – Он убил их всех.

У Баннермана было такое лицо, будто он не знал, рассмеятьсяему или огреть Джонни чем-нибудь.

– Чушь собачья, – произнес он наконец. – Фрэнк Додд –отличный полицейский. И отличный парень. В ноябре будущего года он вполне можетстать кандидатом в начальники городской полиции, и он займет этот пост с моегоблагословения. – На лице Баннермана появилась улыбка, усталая и презрительная.– Фрэнку двадцать пять лет. По-вашему выходит, он начал заниматься этимскотством в девятнадцать. У него больная мать – гипертония, щитовидка,начальная стадия диабета. Они ведут очень тихий образ жизни. Словом, Джонни, выпопали пальцем в небо. Фрэнк Додд не может быть убийцей. Даю голову наотсечение.

– Между убийствами был перерыв в три года, – сказал Джонни.– Где тогда находился Фрэнк Додд? Он был в городе?

– Ну вот что, хватит! Вы были недалеки от истины, когдаговорили, что не очень-то многое можете. Ваше имя, считайте, уже в газетах, ноэто еще не значит, что я должен выслушивать, как вы поносите должностное лицо,достойного человека, которого я…

– Человека, которого вы считаете своим сыном, – невозмутимозакончил Джонни.

Баннерман стиснул зубы, кровь отхлынула от егораскрасневшихся на холоде щек. Его словно ударили ниже пояса. Затем он взялсебя в руки, лицо его превратилось в маску.

– Убирайтесь отсюда, – сказал он. – Попросите кого-нибудь изваших дружков-газетчиков отвезти вас домой. По дороге можете устроитьпресс-конференцию. Но клянусь богом, господом богом клянусь, если вы упомянетеимя Фрэнка Додда, я отыщу вас и переломаю кости. Понятно?

– Ну да, мои дружки-газетчики! – заорал вдруг Джонни. – Ещебы! Вы же видели, как я спешил удовлетворить их любопытство? Как я позировалперед объективами в расчете на выигрышный снимок? Как я по буквам диктовал имсвое имя во избежание ошибки?

Баннерман несколько оторопел, но потом его лицо вновь сталожестким.

– Сбавьте-ка тон.

– Сбавить? Черта с два! – продолжал Джонни еще громче ипронзительнее. – Вы кажется, забыли, кто кому позвонил! Так я вам напомню. Этовы позвонили мне. А то видели бы вы меня здесь!

– Это еще не значит…

Джонни приблизился к Баннерману, нацелив в него, какпистолет, указательный палец; он был гораздо ниже и намного легче Баннермана,однако тот попятился – точно так же, как там, в парке.

Щеки у Джонни побагровели. Зубы оскалились.

– Вы правы. То, что вы позвонили мне, ровным счетом ничегоне значит, – сказал он. – Просто вы не хотите, чтобы им оказался Додд. Пустьэто будет кто-то другой, тогда мы, возможно, почешемся, лишь бы не старинаФрэнк Додд. Еще бы, Фрэнк – перспективный парень, Фрэнк – заботливый сын, Фрэнксмотрит в рот старому доброму шерифу Джорджу Баннерману. Ах, да чем наш Фрэнкне мученик, снятый с креста! Правда, иногда он насилует и душит пожилых женщини девочек, и, между прочим, Баннерман, среди них могла быть ваша дочь. Неужеливы не понимаете, что среди них могла бы быть ваша…

Баннерман ударил его. В последний миг он придержал руку, новсе равно удар вышел достаточно сильным; Джонни отлетел и, зацепившись за ножкустула, растянулся на полу. Печатка выпускника высшей полицейской школы до кровирасцарапала ему щеку.

– Сам напросился, – сказал Баннерман, но это прозвучало неочень убедительно. До него дошло, что первый раз в жизни он поднял руку начеловека неполноценного или почти неполноценного.

В голове у Джонни поплыло и зазвенело. Голос казался чужим,как будто за него говорил доктор или актер во второразрядном фильме:

– На вашем месте я стал бы на колени и возблагодарил господабога за то, что убийца не оставил никаких следов. Иначе при вашем отношении к Доддувы бы закрыли на все глаза. И до конца жизни чувствовали бы свою вину за смертьМэри Кэт Хендрасен, будучи пособником убийцы.

– Это гнусная ложь, – произнес Баннерман, тщательновыговаривая каждое слово. – Я арестовал бы родного брата, окажись он этимчеловеком. Поднимайтесь. И простите, что я вас ударил.

Он помог Джонни встать на ноги и осмотрел царапину на щеке.

– Сейчас я возьму аптечку и смажу йодом.

– Бог с ней, с царапиной, – сказал Джонни. Голос его звучалспокойно. – Не надо было выводить вас из себя. Сам виноват. Меня тоже занесло.

– Поверьте, это не может быть Фрэнк. Насчет того, что вылюбитель рекламы, я погорячился. Только ваши биоволны, или выходы в астрал, иликак они там называются, на этот раз сбили вас с толку.

– А вы проверьте, – сказал Джонни. Он смотрел Баннерманупрямо в глаза, не давая ему отвести взгляд. – Проверьте, докажите, что я неправ. – Он сглотнул слюну. – Сравните время и даты убийств с его дежурствами.Это можно сделать?

– Все графики дежурств за последние четырнадцать –пятнадцать лет находятся в том шкафу, – сказал Баннерман через силу. – Да, этоможно сделать.

– Так сделайте.

– Мистер… – Баннерман остановился. – Джонни, если бы вызнали Фрэнка, вы бы посмеялись над своими подозрениями. Честное слово. Неверите мне, спросите у кого угодно…

– Если я не прав, я с радостью призна?ю свою ошибку.

– Это невозможно, – буркнул Баннерман, однако направился кшкафу, где хранились старые графики, и отпер дверцу.

Прошло два часа. Было около часа ночи. Джонни позвонил отцуи сказал, что переночует где-нибудь в Касл-Роке; метель уже завывала на однойпронзительной ноте, и ехать назад было небезопасно.

– Что нового? – спросил Герберт. – Можешь сказать?

– Пожалуй, это не телефонный разговор.

– Ладно, Джонни. Ты там не слишком переутомляйся.

– Постараюсь.