Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Есть кофемашина, — кивком головы указал в противоположный угол.
— Прекрасно. А турка?
Я нахмурился. Где-то была, где-то, где-то…
— Поищи наверху, слева. По-моему, последний раз я видел ее там.
Девушка открыла шкаф, приподнялась на цыпочках, и на все то время, что она искала гребаную турку, я выпал из реальности.
Эти ноги сводили меня с ума. Ее голые гладкие стройные ножки.
Она сводила меня с ума.
Но уже через пару секунд верблюжья колючка нашла искомое и встала ровно, повернув ко мне голову.
— Проголодался? — спросила чуть слышно.
— Ты даже не представляешь, — вытолкнул из себя, растягивая слова, не отрывая от Мары голодных глаз.
— Хорошо, — улыбнулась искушающе девушка.
И готов поклясться, говорили мы о чем угодно, но только не о еде.
Я тряхнул башкой и отвернулся, фыркая, снимая омлет с плиты. Пока накрывал на стол, доставал чашки, сливки, резал ломтиками ветчину и сыр, хозяйка отеля колдовала над кофе, стоя ко мне спиной. По кухне плыли бодрящие вкусные запахи поджаренного хлеба, омлета и кофе.
Не помню, когда в последний раз у меня был такой завтрак. Нормальный завтрак, а не перекус на работе или за планшетом.
Оказывается, по этому можно соскучиться.
Мара разлила кофе по чашкам, забралась на барный стул за стойкой, я поставил перед ней тосты, подвинул поближе тарелку с нарезкой, сам накинулся на омлет. Есть, помимо прочего, тоже хотелось.
— Почему ты не ешь яйца? — спросил, утолив первый голод. — Аллергия?
— Нет, — отрицательно покачала девушка головой. — Просто… не знаю, как объяснить нормально… Я съем яйцо, а потом целый день у меня во рту яичный привкус. Не очень приятно. А что?
— Просто первый раз встречаю человека, который не ест яйца, — пожал плечами. — Стало любопытно.
— А что не ешь ты? — спросила девушка.
— Печень, тушеную капусту, пшенку. Не люблю баранину. Есть могу, но не люблю. Докторскую колбасу не перевариваю.
— Колбаса-то тебе чем не угодила?
— Переел в одно время. Теперь вот смотреть не могу, от одного вида воротит.
— Ну вот видишь, мы квиты, я тоже впервые встречаю человека, который не ест докторскую колбасу, — улыбнулась Мара.
А я сделал первый глоток кофе и застыл. Так же, как гад тащился по тьме, я тащился по кофе. И этот кофе…
— Ты ведьма, признайся, — сощурился, все еще перекатывая на языке вкус напитка. Богатый, пряный, полный. Без кислоты, излишней горечи и жженого привкуса.
— Нет, а похожа? — сощурилась девушка, слегка склонив голову набок.
— Еще не уверен. Но ты не человек, — улыбнулся я, — совершенно точно.
— Как и ты, — кивнула девушка.
— И что, даже не намекнешь? — выгнул бровь, отправляя очередную порцию омлета в рот.
— Фокус с алконостом не принес желаемого результата? — прозвучало очень ехидно. Мара намазала тост клубничным вареньем и с хрустом откусила, не сводя с меня внимательных пасмурных глаз.
— Я узнал только то, что ты сильна. А еще… В тебе есть… — а, чего уж там. — То, что я называю безумием. И это безумие не человеческое.
— Безумие? — Шелестова даже вперед слегка подалась, от чего несколько прядок выскользнули из небрежного пучка и упали на шею, завиваясь крупными кольцами.
— Ты темная, Мара, очень темная. Я чувствую эту энергию в тебе, и она просто огромна. Почувствовал с самого начала, когда увидел у Сухаря, — я сделал еще глоток потрясающего кофе. — Даже подумал, что ты тот самый маньяк, которого мы ищем. По моему опыту, люди, обладающие или получившие такую силу, очень рано сходят с ума. Ты давно должна была сойти с ума. Убивать, мучить, хотеть крови, наслаждаться страданиями. Тебе должны были сниться сны, самые страшные кошмары, преследовать голоса извращенцев и маньяков, но… я не вижу признаков. Не замечаю, ты до странности, просто до тошноты нормальная.
Шелестова расхохоталась, громко и очень заразительно.
— Слово «нормальная» у тебя звучит как смертельный приговор, неизлечимая болезнь.
— Потому что нет ничего более странного в этом мире, чем абсолютно нормальный человек. Но ты не человек. Не ведьма, потому что сила слишком велика и нет характерного запаха: колдуньи пахнут травами. Не оборотень, потому что на свидание все же пришла, а ведь было полнолуние, и уж тем более не вампир.
— Пока все верно, — все еще улыбаясь, кивнула девушка. — Так кто же я, Волков?
— Понятия не имею, — пожал плечами, отодвигая пустую тарелку. — Разве что ты хозяйка отеля, в котором живут трупы. Ты ведь в курсе, что твои постояльцы — трупы? — нахмурился.
— Конечно, — весело кивнула Шелестова, поднимаясь и убирая тарелки и остальную посуду.
Верблюжья колючка вообще явно забавлялась происходящим, моим серьезным видом и попытками понять, кто она такая.
— Ну тогда, собственно, все.
Она снова вернулась за стол, села, согнув одну ногу в колене.
— Ты на верном пути, — еще шире улыбнулась девушка. — Главное, не сдавайся, парень, и у тебя все получится.
Издевается. Ведь точно издевается.
Я рыкнул, вскочил на ноги, обогнул стол.
— Шелестова, ты…
— Ну, давай, удиви меня, Волков, — изящные руки легли мне на плечи. Девушка склонила голову набок, в глазах плясали смешинки.
Я стоял очень близко, слишком близко, невозможно близко.
Тихое рычание вырвалось из горла. Я сжал узкую талию, приподнял Мару и усадил на стол, сметая чашки, набрасываясь на ее губы.
Она была все так же чертовски сладка. Даже еще слаще.
Как клубничный глинтвейн, если такой вообще существует.
Я слегка прикусил нижнюю губу и отстранился, потом снова прикусил и снова отстранился. Мне нравилась ее дразнить, мне нравилось чувствовать вкус мягкой плоти на своих губах и языке. Мне вообще нравилось, что и как она делала.
Как втянула мой язык в рот, посасывая, как шумно выдохнула, как обвила талию ногами, как ее пяточки уперлись мне в поясницу. Мне нравилось, что ее руки скользнули по плечам, что одна зарылась в волосы, и что ноготками второй Мара слегка царапает мне шею.
Я вторгался в ее рот, брал то, что было сейчас необходимо, как воздух, потому что желание почти смело и растворило меня в себе.
С-с-сладкая, с-с-сладкая Мара. Вкус-с-сная, вкус-с-сная Мара.
Мои руки пробрались под футболку, принялись ласкать нежную, теплую, гладкую, как крылья бабочки, кожу. Упиваясь, наслаждаясь, смакуя.
Вот только…
Я сдернул дурацкую футболку с девушки, швырнул куда-то в сторону и снова вернулся к губам, практически вжав женственное, сводящее с ума тело в себя. Кожа к коже, страсть к страсти.