Я открываю нижний ящик комода. Здесь мои секс-игрушки илубрикант с клубничным запахом, которым я так ни разу и не воспользовалась.Здесь есть даже мой зачитанный экземпляр биографии Колетт, и «Любовник ледиЧаттерлей», и трилогия о Спящей красавице, ставшей сексуальной рабыней. У меняне было нужды прятать их, но это делали все нормальные девочки, а я быласовершенно нормальной, до того как встретила Райана.

— Элли! — зовет мама.

Я подхожу к дверям комнаты и выглядываю в коридор. Она стоиттам. Я думала, что не помню, как она выглядит, но ошибалась. Я помню ее вточности. Это она. Ее темные вьющиеся волосы, карие глаза; бледная кожа, тугообтягивающая скулы.

«Пластическая хирургия — это для людей, у которых нет такойкостной структуры, как у нас», — часто говорила она.

— Элли, дорогая, — она берет мое лицо в ладони, ия слышу, как рука Калатурру хрустит, когда я сжимаю ее сильнее, — где тыбыла? Уже почти время обеда. Сегодня вечером мы приглашены к Стэндишам. Их сынс ума сходит, ты знаешь об этом что-нибудь?

Стэн. Она говорит о Стэне. Я трясу головой. Она целует меняв лоб, и мое сердце сжимается в груди. Она предлагает мне все — она предлагаетмне семью, друзей, без крови и без смерти.

Но это больше не самое важное. Потому что есть закусочная, икак я буду без Райана?

И она никогда не называла меня Элли, Она всегда называламеня настоящим именем.

Я оглядываюсь по сторонам. Все выглядит не так.

Она зовет меня Элли, потому что не знает моего настоящегоимени. Она зовет меня Элли, потому что это очередной Ад, и Двери не знают мое настоящееимя. Никто не звал меня настоящим именем, с тех пор как мама уехала, откудаДверям его знать?

Ниоткуда.

Я все еще в Аду.

— Я спущусь через минуту, мама, — говорю я, и онаулыбается.

Идеальные зубы. Мои всегда были кривоваты, даже посленошения брекетов.

— Ладно, поторопись. И пожалуйста, дорогая, переоденьсяво что-то более презентабельное.

У меня вырывается совершенно неподобающий смешок. Я одета вкожаные жилет, брюки и плащ. И держу руку мумии. Да, если мы поедем на обед кСтэну и его родителям, мне определенно надо надеть что-то поприличнее.Предпочтительно, зная мою маму, что-то от Шанель.

Она отворачивается и спускается по лестнице, нижние ступениизгибаются. Они расширяются книзу, словно в сумасшедшем фильме. Это был доммечты моей мамы. Она спроектировала его, а отец построил его для нее.

Она всегда думала, что мы классом выше, чем все остальные,даже Стэндиши, даже семья Аманды. У нас самый красивый дом, лучший бассейн,лучший домик у бассейна.

Я бросаюсь на кровать и утыкаюсь взглядом в балдахин. Онпурпурный с черными оборками и, если я правильно припоминаю, пошит изнепальского шелка-сырца или еще чего-то декадентского и излишнего.

Все это кажется теперь излишним. Нелепым.

Я закрываю глаза и ищу Двери, но не могу найти ни одну.Похоже, я влипла.

«Ты здесь? — зову я. — Ты мне нужна».

Ответа нет.

Я чувствую, что кровать немного прогибается, и, открывглаза, вижу львицу, сидящую в ногах и смотрящую на меня большими немигающимиглазами. Только она не похожа на львицу Райана. И это логично, думаю я. Этонастоящая богиня, в то время как другая — просто один из ночных кошмаровРайана.

— Это твой Ад, да? — спрашиваю я. — Тыпризрак того, что могло бы быть?

Она смотрит на меня с упреком.

— Я все поняла. Таким было бы мое будущее, если бы мамане сбежала. Что мне надо сделать, чтобы выбраться отсюда?

Я перевожу взгляд на руку в моей руке. Это просто высохшаястарая серая рука. Ее плоть съежившаяся, словно оболочка от сосиски.

Львица ничего не отвечает, просто сидит. За огромнымвенецианским окном садится солнце. В комнате становится все темнее и темнее, ив результате я оказываюсь в полном мраке, черноте, как в том мире, с расщелинойв скале.

И я рассказываю львице. В последнее время мне доводилосьмного говорить, но на этот раз я не рассказываю о прошлом, как это было соСтэном, я рассказываю львице, о настоящем.

Говорю, что я люблю Райана. Я уклонялась от этой темы, ноэто же львица, думаю, ей можно рассказать обо всем. Я люблю его и даже не знаю,что он думает обо мне. Поскольку я поделилась с ней одной горькой правдой, нетсмысла скрывать остальное, и я рассказываю, что я не скучаю по своим родителям.И о том, как мне плохо из-за того, что случилось со Стэном, и как я беспокоюсьза Аманду. Я произношу все это вслух, и от этого все становится чуть болеереальным. Как будто я создаю реальность из своих слов, только я знаю, что этоне так, потому что это все настоящее, а вот это: комната, этот мир — все ложь.

Кровать подо мной становится все тверже и тверже, и я плачу,рассказывая о Стэне. Я больше не вижу львицу, но я чувствую ее у своих ног, еетепло. В комнате похолодало, и я замерзла. Руку, в которой я держу рукуКалатурру, свело судорогой, но я не выпускаю свою добычу. Если я положу ее, тоне уверена, что потом смогу найти.

Я не знаю, когда я закрыла глаза, но, открыв их снова, яоказываюсь в темном месте, где светят звезды. Рокси говорит, что впотустороннем мире нет звезд, но откуда ей знать?

Львица трется мордой о мое плечо и потом ложится передомной.

Мне жаль, что ты не смогла спасти Стэна, — наконецговорит она.

— Да, жизнь — стерва, — говорю я ей.

Если можно как-то утешить… — начинает она, но яперебиваю ее:

— Нет. Ничто не утешит меня. Я убила лучшего друга.

Он больше не был твоим лучшим другом. Он умер в тот момент,когда оборотень укусил его. Ты это знаешь. — Она кладет голову на передниелапы и смотрит на меня.

Я говорю:

— Ты знаешь, что от этого мне не легче.

Я смотрю на нее, и она меняет тему:

Ты нашла то, за чем пришла. Хорошая работа.

— Рука? Спасибо. Это предотвратит конец света? — Очерт, по-видимому, я учусь задавать тактичные вопросы у Райана.

Она смеется:

Мало кто может увидеть мой Ад таким, какой он на самом деле,и я ценю тех, кто знает себя.

Я пришла сделать тебе подарок: я отвечу на три вопроса искажу тебе столько правды, сколько смогу. Ответ на первый вопрос: рука можетзатормозить землю и воздух, но не остановить.

— О, спасибо, что ты просветила меня после того, как язадала вопрос. Не очень любезно, — резко говорю я. — Хорошо. Второйвопрос: что предотвратит конец света?

Соль и серебро, девочка, — говорит львица почтираздраженно. — Ты это знаешь.