Зацепе все уже стало ясно, Кастрони надеялся на чудо.

«Этого не может быть! — вопил Кастрони. — Она все выдумала!Я знаю её почти два года, она вся, как на ладошке».

«Да, ты знаешь её. Каждый квадратный сантиметр её тела, вес,рост, объём талии, бёдер, щиколотки, шеи. Каждый оттенок интонации, гримасы,капризы ты знаешь наизусть. Но тебе ничего не известно о ней, — устало возражалЗацепа, — ты встречаешься с ней не так уж часто. Что происходит в её жизни там,за кадром ваших отношений, ты знать не можешь».

«Если бы это было правдой, — не унимался Кастрони, —открылось бы все раньше, я бы понял, почувствовал».

«Понял? Почувствовал? — горько усмехался Зацепа. — Вспомни,как легко она пошла на контакт с тобой, как ловко тянула из тебя деньги. Ты что,всерьёз считаешь, что она получает удовольствие от ваших постельных игрищ? Или,может, ты надеешься, она влюблена в тебя, старого кретина? Опомнись. Разве всёэто время она вела себя как нормальная, чистая девочка-подросток? Она спала стобой за деньги. Почему ты думаешь, что она не могла делать это с другими?»

— Кто он? Как его зовут? — спросил Зацепа, когда Женязамолчала.

— Марк. Фамилии не знаю. Адреса тоже. Он постоянно снимаетсразу несколько квартир и меняет их очень часто. Он хитрый и осторожный,подонок. Он работает один, без помощников. Сейчас нас у него всего четверо, дведевочки и два мальчика. Он очень тщательно отбирает детей, чтобы были несироты, не наркоманы, здоровые, нормальные, но при этом, чтобы не проболталисьродителям.

Кастрони трепетал от жалости, хотел спросить, как этопроизошло с ней, чистой девочкой, как она попала в лапы к злодею-порнографу. НоЗацепа заткнул своё внутреннее нечто и задал Жене другой вопрос, куда болееактуальный:

— Ты говорила ему о нас, обо мне?

— Нет. Никогда, — она горько всхлипнула, — не бойся, Ник. Тыулетишь в свой Рим, тебя здесь никто не знает. Вот если бы ты был русский и жилв Москве, занимал высокую должность, тогда другое дело.

— Что ты имеешь в виду?

— Марк не станет связываться с иностранцем.

— Значит, ты всё-таки говорила?

— Да нет же, нет! Успокойся.

— Погоди. Почему ты сказала — если бы я был русский? Что этоменяет?

— Не знаю! Отстань! — Она вдруг зарыдала. — Ты, как все!Думаешь только о себе, а на меня плевать! Я не могу так больше жить! Не хочу!Если мне не удастся отделаться от него, я наглотаюсь таблеток с водкой ивыброшусь в окно!

Кастрони был в обмороке. Наверное, у него случился инфаркт,и он тихо подыхал, из последних сил тянул дрожащие ледяные пальцы, чтобыпритронуться к своей маленькой синьорине, попрощаться, погладить по голове. Нозлой Зацепа не дал ему сделать этого.

«Хватит! Я сыт по горло! С таким же успехом можно былоподобрать проститутку на улице или воспользоваться любым из заведений, которыепредлагают весь спектр интимных услуг. Получилось бы дешевле и безопасней».

«Но я люблю её», — прошептал Кастрони и отключился.

— Если я правильно понял, тебе нужны деньги, чтобы уйти отэтого твоего Марка. Сколько? — Зацепа задал свой вопрос спокойно и жёстко.

Она подняла руки с растопыренными пальцами, как будтосдавалась и просила не стрелять.

— Десять? — уточнил Зацепа.

Она молча, виновато кивнула.

Если посчитать, сколько он давал ей и тратил на неё в этидва года, выйдет значительно больше.

— Ты уверена, что, получив деньги, он оставит тебя в покое?

— Конечно.

— Откуда взялась именно эта сумма? Он сам её назвал?

— Нет. То есть да. Я просто знаю. Одна девочка, которая тожехотела уйти, дала ему десять тысяч. И он её больше никогда не трогал.

«А вот сейчас ты растерялась и врёшь неумело, моя радость, —отметил про себя Зацепа, — ты не была готова к этому вопросу. Наверное, мойследующий вопрос тоже застанет тебя врасплох».

— Допустим, ты дашь ему деньги. Разве он не спросит, где тыих взяла?

Лживая маленькая дрянь вдруг обхватила его за шею и сталацеловать, приговаривая:

— Ник, любимый, хороший, спаси меня! Пожалуйста! Я правдабольше не могу так жить. Неужели ты допустишь, чтобы твоя синьорина погибла?

«Ах! — долетел слабый замогильный голос Кастрони. —Пожалуйста, прошу тебя, ведь это последняя возможность, потом всё кончится.Последняя ночь, прошу тебя!»

Кастрони корчился от голода и жажды. Впервые Зацепа понял,что девочка — это не любовь, не страсть. Она пища. Утончённому Гумбертухотелось добраться до детских внутренностей. «Вывернуть мою Лолиту наизнанку иприложить жадные губы к молодой маточке, неизвестному сердцу, перламутровойпечени…» Гумберту-эстету нравился вкус «пряной крови» Лолиты. Добрый Кастронитоже однажды попробовал. Женя порезала палец, и он припал губами к ранке.Поцеловал, чтобы ей, маленькой, не было больно, и потом долго не мог забытьмгновенной дрожи нового, дикого наслаждения.

— …Коля, смотри, у тебя все остыло. — Голос Зои Федоровныпрорвался сквозь алую пульсирующую пелену, которая окутала Зацепу, как адскоепламя, пока холодное и безвредное.

— Вам не понравилось мясо? — спросил официант.

— А? Спасибо. Все очень вкусно.

Зоя строго посмотрела на мужа, покачала головой.

— Как же вкусно, когда ты даже не попробовал? Ешь,пожалуйста. Это свежайшая парная телятина.

Дима Соловьёв сидел в своём кабинете над кипой протоколовдопросов свидетелей, механически пробегал глазами строки и опять, как полторагода назад, не мог найти ни одной зацепки. Он вдруг вспомнил, как в девяностовосьмом парадоксальная версия профессора Гущенко, что серийный убийца, которыйрежет проституток в Калининградской области, и аноним-кляузник, который звонитв прямые эфиры на местное радио, телевидение, возмущается падением нравов,распущенностью молодёжи, требует принять срочные меры, — одно лицо.

Кирилл Петрович предложил устроить ток-шоу на местномтелевидении, поговорить в прямом эфире на темы, волнующие анонима. Он был уверен,что аноним позвонит. Действительно, позвонил. Стал высказываться по теме.Гущенко тут же понял, что это он, вступил с ним в диалог и держал на связистолько, сколько нужно было, чтобы определить его местонахождение.