– Вы нам все рассказали? – спросил Бобби,оглядываясь на остальных.

– Да, – ответил Фолтригг. – Но говорю вам,мальчишка знает. Я это нутром чувствую.

Фолтригг в своем репертуаре. С помощью своегонутра изобретает факты и хочет, чтобы подчиненные верили ему на слово.

– Повестка из суда по деламнесовершеннолетних, – продолжил Бобби, – посылается матери ребенка. Слушаниеназначается в течение ближайших семи дней. У ребенка должен быть адвокат, а,как я понял, у мальчика адвокат уже есть. Ребенок имеет право присутствовать наслушании и, если захочет, давать показания. – Бобби что-то записал в блокноте.– Честно говоря, это быстрейший способ заставить ребенка говорить.

– А что, если он откажется говорить каксвидетель?

– Хороший вопрос. – Бобби заметил это тономпрофессора, поощряющего студента-выпускника. – Все полностью зависит от судьи.Если мы хорошо подготовимся и убедим судью, что он что-то знает, у него естьправо приказать ребенку говорить. Если ребенок отказывается, его можно привлечьза оскорбление суда.

– Положим, привлекли. А дальше?

– Сейчас трудно сказать. Ему толькоодиннадцать лет, но судья может в крайнем случае засадить ребенка в детскийприемник при суде, пока он не передумает.

– Иными словами – пока он не заговорит.

Объяснять что-то Фолтриггу было все равно, чтокормить ребенка с ложки.

– Совершенно верно. Имейте в виду, что этосамый жесткий способ, к которому может прибегнуть судья. Нам еще нужно найтипрецедент, когда одиннадцатилетнего ребенка задерживали за оскорбление суда. Мыпроверили уже много штатов, но пока безуспешно.

– Так далеко не придется заходить, – спокойнопредсказал Фолтригг. – Если мы подадим петицию в качестве заинтересованнойстороны, вручим повестку его матери и вытащим маленького поганца вместе с егоадвокатом в суд, он так перепугается, что все расскажет. Как ты думаешь, Томас?

– Угу, может сработать. А если нет? Какие уэтого пути недостатки?

– Есть небольшой риск, – пояснил Бобби. – Судпо делам несовершеннолетних проводит только закрытые слушания. Мы можем дажепопросить, чтобы наша петиция хранилась в секрете. Если ее не примут занедостаточностью оснований, никто ничего не узнает. Если же дело дойдет дослушания и мальчик заговорит, но при этом выяснится, что он ничего не знает, илисудья откажется заставлять его говорить, мы ничего не потеряем. А если пареньсо страху или под угрозой обвинения в оскорблении суда заговорит, мы получимто, чего добиваемся. Если, конечно, он знает о Бойетте.

– Он знает, – отчеканил Фолтригг.

– Все окажется не слишком симпатичным, еслислушание будет открытым. Если мы проиграем, у нас будет бледный вид. С моейточки зрения, это сможет здорово подорвать наши шансы в суде, здесь, в НовомОрлеане.

Открылась дверь, и Уолли Бокс, только чтоудачно припарковавший “универсал”, вошел в комнату с таким видом, как будто онобиделся, что они начали без него. Он сел рядом с Фолтриггом.

– Но вы уверены, что это можно удержать втайне? – спросил Финк.

– Так сказано в законе. Не знаю, как они тамрешат в Мемфисе, но в законе прямо говорится о конфиденциальности. Дажеоговорены наказания за нарушения.

– Нам потребуется советник на месте,кто-нибудь из конторы Орда, – обратился Фолтригг к Финку, как если бы решениеуже было принято. Затем повернулся к собравшимся. – Мне эта идея нравится.Вероятно, сейчас мальчишка и его адвокат думают, что отделались от нас. Мы ихэтой петицией расшевелим. Они поймут, что с нами не стоит шутить. Что мыпотащим их в суд. Мы втолкуем адвокату, что не отвяжемся, пока не узнаемправду. Нет, мне определенно нравится. Риска совсем немного. Все произойдет затри сотни миль отсюда, вдалеке от этих уродов с фотоаппаратами, которых у насздесь полным-полно. Если же у нас ничего не получится, не страшно. Никто неузнает. Мне нравится, что не будет ни фотоаппаратов, ни репортеров. – Он впал вглубокую задумчивость – фельдмаршал, обозревающий равнину и решающий, куданаправить танки.

Все, кроме Бокса и Фолтригга, получалиогромное наслаждение от ситуации. Сама мысль о том, что прокурор что-топланирует без учета фотоаппаратов и репортеров, была неслыханной. Сам он этого,разумеется, не понимал. Он закусил губу и закачал головой. Да-да, так будетлучше всего. Обязательно сработает.

– Есть еще один путь, – откашлялся Бобби, –мне он не по душе, но я должен о нем упомянуть. Тут все наугад. Если высчитаете, что мальчик знает...

– Он знает.

– Благодарю вас. Так вот, предполагая, что онзнает и рассказал об этом адвокату, мы можем попытаться обвинить ее в том, чтоона препятствует правосудию. Не мне вам говорить, как трудно добиться нарушениятайны между адвокатом и клиентом. Практически невозможно. Обвинение можеттолько напугать ее и заставить пойти с нами на сделку. Право, не знаю. Как ясказал, тут почва зыбкая.

Фолтригг секунду пожевал губами, но его ум былтак одержим первым планом, что был совершенно неспособен переварить и второй.

– Трудно будет добиться приговора, – вставилФинк.

– Точно, – согласился Бобби. – Но нам-то вовсеи не нужен приговор. Ей предъявят обвинение здесь, далеко от дома. Я думаю, длянее это будет унизительным. Плохая пресса. Сами понимаете, этого не утаишь. Ейпридется нанять адвоката. Мы можем растянуть это на месяцы.

Можно даже просто сказать ей, что высобираетесь предъявить ей обвинение, и предложить договориться в обмен на то,что вы не дадите ему ход. Просто мысль такая пришла в голову.

– Мне нравится, – заявил Фолтригг, не удививэтим никого. Тут он мог проявить свою власть, так что стратегия такого родавсегда была ему по душе. – И мы можем в любой момент отказаться от обвинения.

Ну, разумеется! Рой Фолтригг во всей красе!Предъявить обвинение, собрать пресс-конференцию, размазать обвиняемого по стенкес помощью всяких угроз, заключить сделку, а потом по-тихому, эдак через годик,отказаться от обвинения. За семь лет он такое проделывал сотню раз. Были,правда, случаи, когда Фолтриггу пришлось умыться, то есть когда обвиняемый илиего адвокат отказывались идти на сделку и требовали суда. В этих случаяхФолтригг всегда бывал слишком занят более важными делами и посылал в суд своегопомощника, который неизменно получал хорошего, пинка под зад. И неизменноФолтригг всю вину за неудачу перекладывал на этого заместителя. Он однажды дажеодного уволил, когда тот проиграл процесс, затеянный самим же Фолтриггом.