– Иди и вымой руки, Марк, там, в конце холла.Теперь дети редко моют руки. Иди-иди. – Марк запихнул остаток хлеба в рот ипошел следом за Эксл в ванную комнату.

Когда он вернулся, Реджи уже сидела за столоми просматривала почту. Мамаша Лав открыла духовку и достала оттуда посудину,покрытую фольгой.

– Запеканка, – сообщила ему Реджи с явнымпредвкушением удовольствия.

Мамаша Лав пустилась в описание краткойистории блюда, одновременно нарезая запеканку огромными кусками и большойложкой раскладывая ее по тарелкам. От сковородки шел пар.

– В моей семье этот рецепт передавался изпоколения в поколение, – говорила она, глядя на Марка, как будто того безумноинтересовало происхождение запеканки. Ему бы поскорее получить ее на тарелке. –Мы привезли его с собой. Я умела ее печь в десять лет и часто это делала. Отецочень любил. – Реджи подняла глаза к потолку и подмигнула Марку. – В ней четыреслоя, и в каждом разный сорт сыра. – Она выложила идеальные квадраты запеканкина каждую тарелку. Четыре сорта сыра перемешались и вытекали из макарон.

Зазвонил телефон, и Реджи сняла трубку.

– Давай, Марк, ешь, – сказала мамаша Лав иторжественно поставила перед ним тарелку. Потом кивнула в сторону спины Реджи.– Она может проговорить сутки. – Реджи то слушала, то что-то тихо бросала втрубку. Яснее ясного, для их ушей это не предназначалось.

Марк отделил вилкой большой кусок, подул,чтобы немного остыло, и осторожно отправил в рот. Он жевал медленно,наслаждаясь вкусом мясного соуса, сыра и неизвестно еще чего. Даже шпинатказался божественным.

Мамаша Лав смотрела на него и ждала. Она налиласебе вторую рюмку вина и застыла, не донеся ее до рта, в ожидании приговорарецепту ее прапрабабушки.

– Замечательно, – оценил он, потянувшись завторым куском. – Просто замечательно. – Он ел запеканку один раз в жизни, когдамать вынула пластмассовый контейнер из микроволновой печи и подала ее на ужин.Замороженная “запеканка Свенсона”, или что-то в этом роде. Он запомнилрезиновый вкус. Ничего общего с тем, что он ел сейчас.

– Значит, тебе нравится, – с удовольствиемпроизнесла мамаша Лав, отпивая глоток вина.

Он кивнул с полным ртом к ее удовольствию. Онасама начала есть.

Реджи повесила трубку и повернулась к столу.

– Надо съездить в город. Полицейские толькочто забрали Росса Скотта за кражу из магазина. Он в тюрьме, плачет и зоветмать, но они не могут ее разыскать.

– Вы надолго уходите? – Марк на мгновениепрекратил работать вилкой.

– На пару часов. Ты кончай ужин и погости умамаши Лав. Потом отвезу тебя в больницу. – Она похлопала его по плечу и быстровышла.

Мамаша Лав молчала, пока не услышала, какзавелся мотор машины. Потом спросила:

– Что же вы все-таки там видели?

Марк положил в рот еще кусок, пожевал, запилчаем. Она ждала.

– Ничего. Как вы это делаете? Простозамечательно.

– Ну, это старый рецепт.

Она пила вино и минут десять рассказывала ему,как делается соус, потом перешла к сырам. Марк не слышал ни слова.

* * *

Он покончил с персиковым компотом и мороженым,пока она убирала со стола и загружала посудомоечную машину. Он еще раз сказал “спасибо”,в десятый раз повторил, что было очень вкусно, и встал. Даже живот заболел. Онсидел более часа. В трейлере они обычно управлялись с ужином за десять минут.Обычно они ели что-нибудь, разогретое в микроволновой печи, с подносов, сидяперед телевизором. Дайанна слишком уставала, чтобы готовить.

Мамаша Лав с удовлетворением посмотрела на егопустую тарелку и отправила его в гостиную: пусть посмотрит телевизор, пока онаубирает со стола. Телевизор был цветной, но без дистанционного управления.Никакого кабельного телевидения. Над диваном висела большая семейная фотографияв толстой деревянной рамке. Мистер и миссис Лав сидели на маленьком диванчике,в какой-то фотостудии, а около них стояли два мальчика в тугих воротничках. Умиссис Лав были темные волосы и чудесная улыбка. Мистер Лав был на добрый футвыше, сидел он прямо, не улыбался. Мальчики стояли напряженно, явно чувствуясебя неуютно в накрахмаленных рубашках и галстуках. Реджи сидела в самомцентре, между родителями, радостно улыбаясь. Она явно пользовалась всеобщимвниманием и получала от этого удовольствие. Ей было лет десять-одиннадцать,столько же, сколько и Марку, и она была такой хорошенькой, что у Маркаперехватило дыхание. Он не мог отвести глаз от ее лица, а она, казалось,смеялась над ним. Маленькая озорница.

– Прелестные дети, да? – Мамаша Лав всталарядом с ним и тоже с удовольствием разглядывала свою семью.

– А когда снимались? – спросил Марк, все ещене отводя взгляда от фотографии.

– Сорок лет назад, – ответила она медленно ипечально. – Мы тогда были такие молодые и счастливые.

– А где мальчики?

– Джой, он старший, был летчиком-испытателем,погиб в 1964 году в авиакатастрофе. Он – герой.

– Мне очень жаль, – прошептал Марк.

– Бенин, который слева, на год моложе. Онморской биолог, работает в Ванкувере. Очень редко приезжает навестить мать.Последний раз был здесь на Рождество два года назад. Он так и не женился.Соответственно, никаких внуков. Дети только у Реджи. – Она взяла в рукинебольшую рамку с двумя фотографиями, стоящую на углу стола, и протянула ееМарку. Выпускные снимки, синие шапочки и мантии. Девушка хорошенькая. У парня –спутанные волосы, куцая бороденка подростка, а в глазах – лютая ненависть.

– Дети Реджи, – пояснила мамаша Лав, и вголосе ее не слышалось ни любви, ни гордости. – Парень сидел в тюрьме, когда мыв последний раз о нем слышали. За торговлю наркотиками. Он был славныммальчуганом в детстве, но, когда он остался у отца, тот испортил его. Послеразвода. Девочка сейчас в Калифорнии, пытается стать актрисой или певицей,что-то в этом духе. Но у нее тоже проблемы с наркотиками, и она редко нампишет. А ребенком тоже была очень милой. Я ее почти десять лет не видела.Невозможно поверить, верно? Моя единственная внучка. Все это так грустно.

Мамаша Лав пила уже третий бокал вина, и языку нее развязался. Если она достаточно долго поговорит о своей семье, то потом,возможно, примется и за его родных. А уж за этим обсудит, что же они все-такизаметили в лесу.