Несмотря на его наглость и браваду, онпроизводил впечатление человека терпеливого. Нэнс решил, что это свойствопрофессии. Убийцы и должны быть хладнокровными и терпеливыми.

Они уехали из больницы в “мазде” Реджи. Онвпервые в жизни ехал в спортивной машине. Сиденья – кожаные, а пол грязный.Машина была не новой, но очень еще даже ничего себе, с ручным переключениемпередач, и она управлялась с ней, как опытный водитель. Сказала, что любитездить быстро, что вполне устраивало Марка. Они проехали через центр и свернулина восток. Почти стемнело. Хоть радио и было включено, его едва было слышно.Какая-то станция, специализирующаяся на легкой музыке. Когда они уезжали, Риккине спал. Он рассматривал картинки, но почти ничего не говорил. На столепечально стоял поднос с больничной едой, не тронутый ни Рикки, ни Дайанной. Запоследние два дня Марк практически не видел, чтобы мать ела. Ему было ее ужасножаль. Сидит на кровати, смотрит на Рикки и сходит с ума от беспокойства. КогдаРеджи рассказала ей, что работа остается за ней и она получит прибавку кжалованью, она улыбнулась. Потом заплакала.

Марка уже тошнило от плача, холодных бобов итемной тесной комнаты. Уходя, он чувствовал себя виноватым, но был радоказаться в машине, направляющейся, как он надеялся, к тарелке горячей вкуснойеды и теплому хлебу. Клинт упоминал о пирожках и макаронах со шпинатом, ипочему-то именно эти жирные блюда запали ему в память. А может, там найдетсяторт и какие-нибудь булочки? Но, если мамаша Лав попытается накормить его желе,он может не выдержать и швырнуть им в нее.

Пока его мысли были заняты едой, Реджи стараласьопределить, нет ли за ними слежки. Она все время поглядывала в зеркало заднегообзора. Ехала слишком быстро, скользила между машинами, меняла ряды. Марк необращал на ее манипуляции ни малейшего внимания.

– Вы думаете, мама и Рикки в безопасности? –спросил он, рассматривая встречные машины.

– Да. Не беспокойся о них. Больница обещалавое время держать у двери охранников.

Она разговаривала с Джорджем Ордом, ее новымдругом-приятелем, и объяснила ему, что беспокоится по поводу безопасности семьиСвей. Ни о каких конкретных угрозах она не упоминала, хотя Орд и спрашивал.Семья привлекает к себе излишнее внимание, говорила она. Ходят всякие слухи исплетни, в основном благодаря прессе, не понимающей, что происходит. Ордпозвонил Мактьюну, затем перезвонил ей и сказал, что агенты ФБР будутнаходиться около палаты, но не на виду. Она поблагодарила его.

Орда и Мактьюна ее просьба позабавила. ФБР ужеимело своих людей в больнице. Теперь их приглашали.

На перекрестке она неожиданно свернуланаправо, да так, что шины завизжали. Марк хмыкнул, она тоже рассмеялась, какбудто все это было забавно, но на самом деле ей было не по себе. Теперь ониехали по узкой улице, вдоль которой стояли старые дома и росли высокие дубы.

– Это мой район, – сказала она. Здесь уж точнобыло куда лучше, чем там, где он жил. Они снова свернули, на этот раз на другуюузкую улицу, где дома были хоть и меньше, но все равно двух – или трехэтажные,с большими лужайками и ухоженными газонами.

– Почему вы приглашаете своих клиентов домой?– спросил он.

– Не знаю, право. Большинство моих клиентов –дети из очень сложных семей. Наверное, мне их жаль. Я к ним успеваюпривязаться.

– А меня вам жаль?

– Немного. Но тебе, Марк, повезло, оченьповезло. У тебя хорошая мама, и она тебя очень любит.

– Да, наверное. Который час?

– Почти шесть. А что?

Марк немного подумал, считая в уме.

– Джером Клиффорд застрелился сорок девятьчасов назад. Жаль, что мы не убежали, увидев машину.

– А почему вы не убежали?

– Не знаю. Просто мне казалось, я долженчто-то сделать, раз я понял, что происходит. Не мог я убежать.

Он бы умер, я не мог об этом не думать. Что-тотянуло меня к его машине. Рикки плавал и просил меня не ходить, но я просто немог. Я один во всем виноват.

– Возможно, но теперь уже ничего нельзяизменить, Марк. Что сделано, то сделано. – Она взглянула в зеркало заднегообзора, но ничего подозрительного не увидела.

– Как вы думаете, мы выкрутимся? Рикки, я имама? Когда все это кончится, мы будем жить, как раньше?

Она снизила скорость и свернула на узенькуюдорожку, вдоль которой росли неухоженные кусты.

– С Рикки все будет нормально. Понадобитсявремя, но с ним все будет в порядке. Мальчишки, они живучие, Марк. Я не разтакое наблюдала.

– А я?

– Все обойдется, Марк. Верь мне. – “Мазда”остановилась у окруженного кустарником большого двухэтажного дома с террасой пофасаду. Клумбы были усажены яркими цветами. По одной стороне террасы вилсяплющ.

– Это ваш дом? – спросил он с благоговейнымтрепетом.

– Мои родители купили его пятьдесят три годаназад, за год до моего рождения. Здесь я выросла. Отец умер, когда мне былопятнадцать лет, но мамаша Лав, слава Богу, до сих пор жива.

– Вы зовете ее мамашей Лав?

– Ее все так зовут. Ей почти восемьдесят, ноона в лучшей форме, чем я. – Реджи показала на гараж впереди, за домом. –Видишь там три окна над гаражом? Там я и живу.

Как и сам дом, гараж нуждался в покраске. Игараж, и дом были старыми и красивыми, но на клумбах росло много сорняков ичерез щели между камнями дорожки пробивалась трава.

Они вошли в боковую дверь, и Марк сразу жеощутил аромат, исходящий из кухни. Неожиданно он почувствовал, что дикоголоден. Их встретила маленькая женщина с седыми волосами, туго затянутыми впучок на затылке, и темными глазами. Они обнялись с Реджи.

– Мамаша Лав, познакомься с Марком Свеем, –представила гостя Реджи. Марк был абсолютно одного роста со старушкой. Оналасково обняла его и поцеловала в щеку. Он замер, не зная, как приветствоватьэту странную восьмидесятилетнюю женщину.

– Приятно познакомиться, Марк, – сказала она.У нее был сильный голос, похожий на голос Реджи. Она взяла его за руку иподвела к кухонному столу. – Садись здесь, я принесу тебе что-нибудь попить.

Реджи улыбнулась ему, как бы советуя: “Делай,что она говорит, у тебя все равно нет выбора”. Она повесила зонтик на вешалку ипоставила портфель на пол.