– Ты… хочешь меня отравить? –выдохнула Алена, отворачиваясь из последних сил.

– Не бойсь, – успокоилразбойник. – Останешься жива. Это так, для храбрости. Ну, давай, ведьсверну шейку-то, вот те крест!

Его хватка стала нестерпимой, и Алена с дрожьюразомкнула-таки губы.

«Ничего, – попыталась она себяуспокоить. – Чуть эта сволочь отвернется, я два пальца в рот – все наружуи извергнется».

«Эта сволочь» широко распялила кривую щель,которая у добрых людей зовется ртом:

– Эх, молодец девка! Вот это по-нашему.Хвалю! Пей, пей! Чару пить – здраву быть, повторить – ум возвеселить, утроить –ум устроить, много пить – нестройну быть! – бормотал он, сопровождаяодобрительным похлопыванием каждый Аленин глоток. – Ну, вот, всего-то иделов!

Баклажка, по счастью, была невелика, и скоропытка окончилась. Алену так и перекосило от железистого винного вкуса, накрепкоосевшего во рту, но тотчас в глазах у нее помутилось, и, чтобы не упасть, онапринуждена была схватиться за того, от кого только что отбивалась изо всех сил.

– Э-э, теперь тебе разохотилось? –словно издали долетела до нее гнусная усмешка. – Но не проси, неуговаривай – больше лапать тебя не стану. Ничего, другие сыщутся, я же говорил.А пока – пошли, да порезвее!

И он зарысил по дороге, волоча за собою Алену,которая еле передвигала ноги.

С ней творилось что-то ужасное. Конечно, вжизни она пила мало, но не могло же так развезти от четырех глотков браги!Туда, конечно, было что-то подмешано, но кем? И зачем?

Впрочем, с каждым шагом это все меньшезанимало Алену. Гораздо сильнее заботило, как удержаться на ногах, – нет,на том, что у нее сделалось вместо ног: какое-то месиво, каша какая-то. И вголове была теперь вязкая каша, в которой тонули обрывки мыслей.

«Кто… куда… Ленька… зачем?»

Еe мутило, все сливалось в глазах, она всетяжелее обвисала на руках незнакомца.

– Стой. Пришли! – пробился сквозьзвон в ушах его голос, и Алена принялась хвататься руками за воздух, потому чтопровожатый ее отпустил, а стоять сама она была не в силах.

– Эй, держись, не падай. Еще успеешьналежаться. Слышишь?

Кто-то затряс Алену, и она с трудом пошевелилагубами в ответ:

– Слы… шу.

– Гляди туда! Ну!

Посланный развернул качающуюся Алену и ткнулпальцем в ночной сумрак, рассеянный впереди ярким факелом. В рваном круге светатолклись женские фигуры – точно бабочки, слетевшиеся на огонь.

– Видишь? Ну, гляди! Видишь?

Алена с трудом разомкнула слипающиеся веки:

– Ви… жу.

– Там твои подружки, – поучалнезнакомец. – Такие же молодки, вроде тебя. Иди к ним. Тебе будет весело!Иди. Ужо теперь они о тебе позаботятся!

Он подтолкнул Алену – она заковыляла, разводяруки, чтобы не упасть, – а сам канул в ночную тьму.

Какое-то бесконечное время Алена шла сзакрытыми глазами. «Куда я иду? – наконец удалось спросить у себясамой. – Нет. Надо лечь… лечь…»

И она начала клониться к земле, как вдруг вголову вонзился пронзительный голос:

– Девки, гляньте! Еще одна!

Голос был незнакомый. Женский.

Алена повела головой, пытаясь увидеть своегопровожатого, который непостижимым образом обратился в женщину, – и голосраздался снова, но теперь в нем слышалось искреннее удивление:

– Во набралась! Лыка не вяжет!

– Она не затем сюда пришла, чтоб лыковязать! – хмыкнул другой женский голос, тоже незнакомый. – Эх, исправа у нее!

– Ты откуда? Чья? – не унималсяпервый голос.

– А тебе что? – осадила втораяженщина. – Там-то, чай, всем мужиков хватит, еще и останется.

– Пьянее вина! – Круглое лоснящеесялицо выплыло из мути, которая заволокла Аленин взор. – Ну и разит от тебя!Как бы храбрые драгуны не кинулись врассыпную. Ну-ка, пожуй!

В вялые губы Алены было всунуто что-то пряное,твердое, и она послушно принялась жевать.

– Ничего, это гвоздичка, – успокоилаженщина. – Всякий грязный дух отобьет. Ты ладненькая, и одета назагляденье, и пахнешь теперь сладко… Вот только на ногах не стоишь! – засмеяласьона, подхватывая резко шатнувшуюся Алену.

– А зачем ей стоять? – Второе лицо,худое, смуглое, вплыло в поле ее зрения. – Стоять, говорю, зачем?! Стоятакие дела не делаются! Ты, девка, вот что: лучше по казарме не шатайся, а каквойдем – ложись на первые попавшиеся нары да юбку задирай – вот и вся твоязабота. На прочее умельцы сыщутся, драгуны сами знают, чего с тобой делать.

– Лечь… спать… – пробормотала Аленакоснеющим языком.

– Спать? – с сомнением переглянулисьее новые знакомки. – Ну, это навряд ли…

– Девки! – перебил их возбужденныймужской голос. – Идите, девки! Чего стали?

– Идем, идем, миленок! – зазывнооткликнулась смуглолицая. – Скажи своим, пускай штаны снимают да деньгисчитают! А мы вас ждать не заставим!

Алену подхватили с двух сторон и куда-топоволокли. Она шла послушно. «Лечь… спать… – толклось в голове. –Лечь… спать…»

В лицо ударило тяжелым, спертым духом. Свеликим усилием приотворив один глаз, Алена увидела какое-то полутемное,неимоверно, как ей показалось, длинное помещение. С двух сторон громоздилисьнары, а между ними приплясывала, размахивала руками, гомонила толпа едва одетыхв исподнее мужиков.

«Черти небось, – вяло проплыло вголове. – Что ли я опять в аду? А, все равно. Главное, лечь… спать…»

Она шатнулась в сторону, нашарила что-то вродележанки – и со счастливым стоном вытянулась на ней. Так… чему ее там учили?Лечь, а юбки задрать. Алена пошарила рукой по шелковым волнам, но это было все,на что ее хватило. В следующее мгновение она уже крепко спала.

* * *

– Да что ты, ей-богу, такнастропалился? – Аржанов пытался удержать своего друга, но тот скорымшагом мерил дорогу, приближаясь к казарме. – Жалко те, ежели солдатикинемножко повеселятся?

Его товарищ, младший офицер второй роты пятогоэскадрона Московского драгунского полка Самойлов, даже с ноги сбился от такихслов.