– И это говоришь ты! – с изумлениемвоззрился он на Аржанова, пытаясь разглядеть его черты в зыбкой туманной тьме иугадать, всерьез тот или по обыкновению своему пошучивает. – Ты –блюститель порядка! Ты сам, первый, должен исполнять государев указ!

– Али я их не исполняю? – невинновздернул брови Аржанов. – Али платья немецкого не ношу, бороды не брею, накуртагах не пью, на ассамблеях не пляшу до того, что каблуки отваливаются?

Самойлов с трудом сдержал смех. Попробовал быего приятель не плясать! Дамы к нему чередой выстраивались, а он, по врожденнойгалантности, ни одной не смел отказать, оттого и не было у него ни мгновенияпередышки во время танцев. Но там, где другой ушел бы на подгибающихся ногахили вовсе увели бы его под руки, Аржанов был бодр и весел, и ему вполне хваталосил провести ночь до утра еще в некоем танце, который танцуют только двое… ибыл он, по слухам, в том занятии настолько горазд, что и ночи его были расписаныи расхватаны жадными до его ласк дамами – в точности как танцы на ассамблее.Понятно, что Аржанов пытается заступиться за солдат, затащивших к себе веселыхженок: рыбак рыбака далеко в плесе видит!

– Так какие же указы я неисполняю? – не унимался Аржанов. – Скажи, брат Самойлов?

– Парика ты не носишь, – усмехнулсяСамойлов, окидывая взглядом непокрытую голову Аржанова (он был без мундира, апотому по-простому): волосы связаны сзади черной лентой в волнистый пучок.

– Разве что парика… – с сомнением качнулголовой Аржанов. – Так ведь ты меня едва ли не с постели поднял. Я-тодумал, хоть сегодня, в кои-то веки, на собственную подушку голову приклоню, аннет: ты, как анчутка беспятый, уж тут. Пошли лучше по домам, а? Плюнь ты на этодело!

– Слушай, – начал проявлятьнетерпение Самойлов. – Ты что, не понимаешь? Я ведь тебе про какой указтолкую? – И поскольку приятель не понимал или не хотел понимать, он сявным удовольствием, гордясь тем, что каждое слово знает назубок, отчеканил: –«Никакие блудницы при полках терпимы не будут, но ежели оные найдутся, имеютоные без рассмотрения особ через профоса[105] раздеты и явновыгнаны быть, а также кошками биты, когда сызнова схвачены». Затем я тебя ипривел, царева сыщика, чтоб ты порядок учинил! – убеждал Самойлов.

– Ну что же, что я сыщик, да ведь все жене профос! – огрызнулся Аржанов.

– А чем же я виновен, коли эскадронныйкомандир созвал старших ротных офицеров да профосов к себе ради чтения новыхраспорядков по дисциплине и строю? – уже почти в отчаянии возопилСамойлов. – Чем же я виновен, коли нынче выпало мое дежурство и весь ответв случае чего мне держать? Должен я поступить по указу и регламенту? Должен!

– А ведь это как посмотреть! –задумчиво протянул Аржанов, еще пуще замедляя шаг, несмотря на то что егоприятель чуть ли не подпрыгивал от нетерпения. – Скажем, тебя отшилакакая-нибудь высокородная красотка или просто восхотелось блуд почесать невовремя – ты шасть в вольный дом, выбираешь там себе девчонку попригляднее –вроде бы запамятовал государевы указы, что, мол, содержание в вольных домахнепотребных женок и девок противно всякому христианскому благочестивому закону.И того ради, сказано далее, следует смотреть, ежели где такие непотребные женкии девки окажутся, тех высечь кошками и из тех домов их выбить вон… Что-то неприпомню я тебя исполняющим сей строгий государев указ неделю тому назад, когдамы с тобой из-за девок каким-то немчикам в кровь морды били кружками!

На время Самойлов лишился дара речи.

– Да ты пойми… – наконец пробормоталон. – А вдруг доноситель тот от меня к эскадронному, а то и к самомуполковому командиру подался? Вдруг и там успел уже намутить? Тогда завтра сменя ой как спросится!

Поскольку Аржанов и сам некогда служил в Московскомдрагунском полку, еще до того, как государь по протекции Александра ДаниловичаМеншикова взял его в новую службу, он отлично знал и командиров, и нрав их – аоттого не мог не согласиться с Самойловым.

– Ну, пошли, коли так! – унылопробормотал он – и вдруг во весь голос затянул дурашливую песню о том, какмолодица-молода поехала по дрова, зацепилась за пенек и простояла весь денек…потому что повстречала пригожего дровосека и тот не поленился доказать ей,каков он умелец во всякой работе.

Самойлов только рукой махнул. Дураку понятно:Аржанов надеется, что постовые его услышат, узнают – и успеют шумнуть вказарму, чтобы увлеченные девками драгуны спрятали концы в воду. И он едва незахохотал в голос, когда не увидел караульных ни у ворот, ни у дверей казармы.Таким образом облава прибыла незамеченной…

Впрочем, напрасно уповал на это Самойлов!Сыскалось все же одно вострое ухо, кто-то предупредил об опасности, и, войдя,офицеры обнаружили в полутемном помещении казармы настоящую кучу-малу.

– Что там такое? – поморщилсяАржанов. – Корова ревет, медведь ревет, а кто кого дерет, и черт неразберет!

В это время приход офицера был замечен, подаликоманду «Смирно!» – и куча мала распалась.

– Вольно! – скомандовалСамойлов. – Ну что, выдавайте девок, мужики!

Царила полная тишина, солдаты смотрелиневинно, а самые храбрые уже дружно начали отбрехиваться…

Аржанов неприметно осматривался. Никаких девоктут и в помине нет. Конечно, его расчет оказался верным, и солдаты помоглисвоим веселым подружкам улизнуть. Вот и замечательно. Ничего нет позорнее, чемнаказывать женщину!

В эту минуту зоркий глаз Аржанова заметилкакую-то сумятицу в дальнем углу. Покосился на Самойлова – нет, его приятельслишком увлечен «указами и регламентами». Поигрывая улыбочкой, Аржанов пошелмежду шеренгами драгун, весело отвечая на приветствия и дружески хлопая поплечам своих старинных сослуживцев.

Он шел и шел, как бы сам по себе, без особогодела, и улыбка его – открытая, ясная – так заморочила солдат, что никто не ждалопасности, когда Аржанов вдруг резко повернул – и одним прыжком оказался в томуглу казармы, где трое или четверо драгунов кого-то волокли к задней двери, аэтот кто-то упирался и нипочем не желал уходить.

– От-ставить! – негромко произнесАржанов. – Смир-на!

Драгуны вытянулись перед ним, и Аржанов увиделсреди них высокую и стройную девушку в синем помятом платье. Даже в зыбкомсвете факелов было видно, что ее глаза затуманены и она мало что соображает изпроисходящего с ней.

– Отстаньте! Спать хочу! –пробормотала она, сваливаясь на ближайшие нары, – и мгновенно лицо еесделалось безмятежно-спокойным, как у ребенка.