— А ты паршиво прикидываешься, — не осталась я вдолгу. — Тебе что-то от меня надо. Пока мне трудно вообразить что, носкоро станет ясно. И ты являешься сюда, чтобы основательно загрузить мой мозгвсякой чепухой, которая, с твоей точки зрения, сделает меня покладистой. Тыпофилософствуешь и, возможно, даже намекнешь на былую любовь — свою, не мою.

— Ты правда так думаешь? — улыбнулся он.

— А почему бы и нет? — пожала я плечами. —Лично я именно так бы и сделала. Рассказала бы о дикой страсти, что некогдабушевала в груди, но ты, думая о моем благе, прятал ее в глубинах души и ушел,сжав в кулак свое бедное сердце.

— Звучит по-дурацки, — кивнул он. — А тызнаешь, что в каждой шутке… знаешь, — кивнул он. — Но меня не этосейчас интересует. Уже давно меня мучает вот какой вопрос… — Он вдруг перегнулсяко мне, взял за руку и, разглядывая пальцы, спросил:

— Ты любила меня? — Он поднял взгляд, и мне сталоне по себе. — Ты в самом деле любила меня?

Я поспешила напомнить себе, что передо мной Лукьянов,который ни в грош не ставил жизнь ни свою, ни чужую (хотя насчет своей,возможно, врал) и мастерски обольщал женщин всех возрастов. Я, к примеру, непросто поглупела, у меня начисто снесло башню.

— Конечно, — кивнула я с готовностью. — Я жклялась умереть за тебя.

— А что я тогда ответил? — спросил он, касаясьпальцами моего лица. Это становилось даже интересно. Я бы классифицировала сиекак наглость без границ.

— Не помню, — улыбнулась я. — Какую-нибудьгадость.

— Я тоже не помню, — кивнул он, сложил руки наколенях и вроде задумался. — Если честно, я всегда считал тебябеспринципной стервой, которая очень любит во что-то играть. Актеры играют насцене, а ты играешь в жизни.

— Ты уже про это рассказывал, — отмахнулась я.

— Наверняка. Но при этом оставалось вот такусенькоесомнение. — Он продемонстрировал крохотный зазор между пальцами. — Авдруг ты не врешь? Назови это надеждой.

— Успокойся. Я врала, как врут все бабы мужикам, скоторыми спят. А сейчас выметайся, мне пора на покой.

Я поднялась, намереваясь отправиться в ванную.

— Хочешь, чтобы я ушел? — спросил он сухмылкой. — В самом деле хочешь?

— На самом-то деле я хочу броситься тебе на шею, —пожала я плечами. — Вот прямо сейчас и брошусь. Ты этого добиваешься?

— Конечно. Зачем я пришел, по-твоему?

— Знаешь, кого мы сейчас напоминаем? Двух шулеров. Я признаюсьтебе в любви, и ты откроешь мне свои объятия. При этом я буду гадать, зачемтебе так хочется остаться, а ты продолжишь подозревать меня во всех смертныхгрехах. Например, что я шпионю для Деда и очень хочу знать, что у тебя на уме.

— Точно, — хохотнул Лукьянов. — Теперь тыпоняла, почему я сбежал? Ты это ты, а я это я. И с этим, похоже, ничего неподелаешь.

— Если б я была Алисой в Стране чудес, самое времяпроизнести: «все чудесатее и чудесатее». Но у меня другое имя, поэтому яговорю: Лукьянов, пошел к черту. У меня нет ни малейшего желания разгадыватьребусы.

— Нет никаких ребусов, — покачал онголовой. — На самом деле все просто.

— Ладно, — кивнула я, возвращаясь на диван. —Ты меня переиграл. Пожалуй, ничего не остается, как поклясться тебе в любви.

— Лучше кинуться на шею. Мне всегда нравилосьзаниматься с тобой любовью.

— Мне с тобой тоже. И это чистая правда.

— Да? А как же твой друг Тагаев? — Я присвистнулаи даже головой покачала. — Ты и за него собиралась умереть?

— Он в этом не нуждается. А тебе, как видно,приспичило, то есть совсем хреново.

— Ты не ответила.

— Ответила, ты просто слушал невнимательно.

— Тебе было хорошо с ним?

— Мне со всеми хорошо, я неприхотлива.

Он засмеялся, помахал рукой.

— Ладно, ухожу.

— Ладно, оставайся. Из всей чепухи, которую ты усерднонавешивал мне на уши, я поняла одно: тебе зачем-то надо остаться. Не заночеватьв моих объятиях, это проще простого. Ты хочешь, чтобы я копалась в дерьме подтвоим чутким руководством.

— Ты на редкость проницательна.

— Хорошо, — хлопнула я ладонями по коленям. —Согласна. Ты будешь приглядывать за мной, а я за тобой. Может, из этого ивыйдет что путное. Хотя я в этом сильно сомневаюсь Рассказывай. Мне нужнаинформация.

— У меня нет информации, которой бы ты уже незнала, — пожал он плечами.'

— Это уж мне судить.

— Тогда задавай вопросы. Так проще.

— Светлана здесь приглядывала за Никитиным? —начала я с самого простого.

— Думаю, да.

— И кому это было нужно?

— Друзьям твоего Деда, разумеется. Им не очень нравилсяего выбор. Не спрашивай почему. Я слишком мелкая сошка, чтобы ответить на этотвопрос. Одно я знаю точно: мнение моих хозяев разделилось, и некто из нихсчитал, что Никитину лучше скончаться.

— И тогда здесь появился ты?

— Конечно.

— Лукьянов, я вижу, что ты по-прежнему считаешь меняидиоткой, но не до такой же степени?

— А в чем дело? — невинно поинтересовался он.

— Если хотели шлепнуть Никитина, на кой черт тебепонадобилась Светлана? Оптику в руки — и нет парня. А ты тратишь время наобольщение девчонки.

— Она мне понравилась.

— Звучит неубедительно.

— Разумеется, но ничего другого предложить немогу, — засмеялся он. — Я прибыл сюда, чтобы разведать обстановку. Тызнаешь, как я предпочитаю работать. Проще всего было подкатить к девчонке, отнее узнать все, что мне нужно. Я познакомился с ней на улице, и в тот же вечермы стали любовниками. Сначала это было необходимо для дела, а потом… потом яувлекся. Не веришь?

— Почему? Говорят, и такое случается.

— Я приезжал довольно часто, хотя это было против моихправил. Все мы когда-нибудь ловимся на ерунде, так и со мной случилось. Моимхозяевам об этом стало известно и… дальше ты знаешь.