Я рванула с места, как ошпаренная. Не могу сказать, что ябыла особенно напугана, не первый раз меня пугали и, боюсь, не в последний,если господь еще даст пожить, но разозлилась я здорово. Сразу и не сообразишь,на кого больше: на себя, на Деда с его хитрыми ходами, на Лукьянова… Меньшевсего досталось мордастому, хоть он и старался больше всех. Идиот, что с неговзять. А вот что за умник стоит за всем этим…

В крайнем раздражении и злости я не заметила, как оказаласьвозле дома. Загнала машину в гараж, вошла в гостиную и устроилась на диванерядом с Сашкой.

— Один придурок грозился оставить меня без ушей, —пожаловалась я. — Как тебе это нравится? Хороша же я буду… Пожалуй, онмалость погорячился, как бы ему самому не остаться без жизненно важных органов.Как думаешь, стоит наябедничать Деду? Или обойдусь? Старый змей скроитнесчастную физиономию и посоветует отправиться к теплому морю. А путного всеравно ничего не скажет. Значит, перебьемся.

Пока я болтала с Сашкой, зазвонил мобильный. Я бросила егона консоли в холле, теперь решала, подойти или нет. Здравый смысл велелзатаиться, но глупость, как всегда, победила.

Стеная и охая, я поднялась с дивана. И направилась в холл,очень рассчитывая, что кому-то надоест звонить. Не тут-то было.

— Слушаю, — отозвалась я со вздохом.

— Это я, — сказал Лукьянов.

Мне потребовалось полминуты, чтобы отдышаться, но и тогда япредпочла оказаться поближе к дивану. В ногах, как известно, правды нет,особенно в такой ситуации.

— Удивлена? — спросил он.

— Не очень, — ответила я.

— Мне нужна твоя помощь. — Я хохотнула, а онпродолжил:

— Считаешь, что я спятил?

— Нет, но симптомы есть.

— Я ее не убивал, — заявил он.

— Допустим. И что?

— Надо поговорить. Сможешь сейчас подъехать к своейРитке? Дверь на чердак в ее подъезде будет открыта.

— А ты не боишься… — Договорить я не успела.

— Не боюсь, — ответил Лукьянов. — Так тыпридешь?

— Ты, должно быть, знаешь, что меня пасут?

— Потому и назначаю тебе встречу на чердаке, а не вресторане.

Он отключился, а я отбросила мобильный в сторону, потерлалицо руками и задумалась. Лукьянов вроде бы не сомневался, что я прибегу попервому его зову. А я прибегу? Сердце-то как стучит… вот черт. Ладно, человекимеет право на то, чтобы его выслушали.

— Ты только себе не ври, — сказала я вслух ипоморщилась. — Поехали к Ритке, — позвала я Сашку. — Тебе женравится ходить в гости.

Я надела куртку, подхватила Сашку на руки и пошла к машине.На душе у меня было скверно, опять пошел снег, мокрый, надоедливый, онрастекался по асфальту грязной жижей. Дворники монотонно поскрипывали, и тоскатакая, хоть волком вой. Джип в зеркале я не видела, но это не значит, чторебятишки не пасутся где-то рядом. Что ж, я еду со своей собакой к подруге.Какой-то придурок до смерти меня перепугал, и я просто боюсь оставаться одна вквартире.

Я въехала во двор Риткиного дома и с облегчением отметила,что в ее окнах горит свет. Впрочем, Ритка домоседка, а в такую погоду и вовсеноса из дома не высунет без особой на то нужды. Бросила машину возле подъезда инаправилась к дверям. Никто следом за мной во дворе не появился. Неужто наслово поверили? Вряд ли. Хотя моя история выглядит вполне правдиво, особенноесли они потрудились проверить ее.

Я поднялась на четвертый этаж, позвонила в Риткину квартиру.

— Привет, — обрадовалась она, открыв дверь, а яприложила палец к губам и шепнула, сунув ей в руки Сашку:

— Без вопросов. Вернусь, все расскажу. — И самазахлопнула дверь.

Прислушиваясь, не хлопнет ли дверь подъезда, я осторожноподнималась по лестнице. Как и обещал Лукьянов, дверь на чердак оказаласьнезапертой. Открылась она бесшумно, должно быть, он позаботился и об этом. Ясделала шаг в темноту и невольно остановилась, пытаясь справиться с дыханием,сердце стучало в горле, я всерьез подумывала: а не хлопнусь ли в обморок? Сбарышнями позапрошлого века такое частенько случалось при свиданиях. Впрочем, яиз другого теста, да и свиданием это назвать затруднительно.

Я сделала еще шаг, аккуратно прикрыв за собой дверь. Начердаке было темно, я бы своей руки не увидела, если бы не слабый свет,пробивавшийся сквозь довольно большое чердачное окно напротив. Я быстроогляделась, Лукьянова не было видно, но это ничего не значит.

— Эй, — позвала я. — Я пришла, и я одна.

Тишина. Возможно, его и нет здесь, возможно, что-то помешалоему прийти, но тут мой внутренний голос возвестил: «Ерунда. Он здесь. Где-то заспиной. Наверняка присматривается».

Я прошла к окну, где было светлее, с намерением устроитьсяна перевернутом ящике, который кто-то оставил здесь, и тогда почувствоваладвижение за спиной, резко повернулась и едва не ткнулась носом в Лукьянова.

— Привет, — сказал он, особо не повышая голоса, нои не шепотом.

— Привет, — кивнула я, устраиваясь на ящике. Онпредпочел стоять, нависая надо мной, что слегка раздражало, приходилосьговорить, задрав голову. — Ну, чего звал? — вздохнула я.

— Я уже сказал, мне нужна помощь.

— С чего ты взял, что я буду тебе помогать? —удивилась я.

— Но ты ведь пришла, — спокойно пожал он плечами.Он не из тех, кого легко вывести из себя, и сейчас, несмотря на крайненеприятную для него ситуацию, он выглядел спокойным. Это даже слегка смахивалона равнодушие, хотя вряд ли Лукьянова не заботит собственная судьба. Насамоубийцу он никогда не походил.

— У меня могли быть для этого разные причины, —возразила я. — Самая простая: любопытство. А что? Порок вполнеизвинительный.

— Я ее не убивал, — сказал Лукьянов, приблизивсвое лицо к моему, и я очень близко увидела его глаза, светлые, холодные, они исейчас казались мне равнодушными, хотя он ожидал от меня помощи, не просил,нет, просить он не умеет.