Свет встречных фар ослеплял. Накрапывал мелкий дождь, тарабаня по лобовому стеклу. Его монотонный хлесткий стук был созвучен настроению Михаила. Опустошение и ложь… Вот то, что ощущал Миша.

Богатый красивый молодой человек чувствовал себя самым нищим на земле. Вселенная дала ему кусочек счастья, наградив в придачу чудовищным непрощением. Жестоко поиграла, подразнила иллюзией любви. Разве так бывает? Можно ли любить и ненавидеть одновременно? Или любить и принуждать, заставлять? Теперь он сомневался в чувствах Даши: определенно, ее детский каприз мало походил на любовь. Так стоит ли терзаться в таком случае? Пройдёт немного времени, и девушка забудет его и переключится на кого-нибудь другого.

Дождь усилился, заливая стекло холодными струями. Миша пожалел на мгновение, что выехал ночью. Свернул на заправку и, накрыв голову курткой, побежал внутрь здания.

Тяжелые капли наполняли одежду ледяной влагой. Миша снял куртку и заказал кофе, пережидая непогоду в придорожном кафе.

Он смахнул влагу с длинной чёлки и присел за дальний столик. Очнулся, когда симпатичная официантка повторила вопрос третий раз.

— Чёрный, спасибо… С сахаром, — злясь на себя, ответил Миша.

Девушка недвусмысленно наклонилась и протянула меню, демонстрируя декольте. Прежний он, не церемонясь, затащил бы ее в кладовку и драл до дрожи в коленях. Некстати вспомнилась Ангелина, без приглашения явившаяся в его дом. Ещё одна хитрая сучка с благородным намерением спасти Мишу от чар зеленой ведьмы! Только ее спасение оказалось до примитивности предсказуемым.

«Я же знаю, что ты меня хочешь! Вспомни нашу любовь, нашу страсть!» — словно обезумевшая, шептала девушка и прижимала ладони Миши к своим соблазнительным грудям.

«Не унижайся, Ангел, прошу — уходи…» — просил он, не узнавая себя.

«Проклятый импотент! Что она с тобой сделала?» — кричала Ангелина с перекошенным от злости лицом, а потом гладила и жалела Мишу, полагая, что тот отказывается от близости из-за страха перед Дашей.

Снова Даша… Не отпускает ни на секунду… Пропитала каждую клеточку тела, словно яд, забралась в самое нутро, накрепко засела в мозгах.

Зараза, сучка, лживая шантажистка! Сладкая, нежная, словно прозрачный мёд…

«Че-е-е-ерт! С ума сойти можно!» — тяжело вздохнул Миша. Если днём он сомневался в необходимости поездки, то теперь твёрдо удостоверился в том, что поступает правильно.

Окраина Барнаула пестрела небольшими уютными особнячками и деревянными домиками. Миша быстро нашёл дом дедушки. Поездка далась ему тяжело, путая планы монотонным дождем и унылыми мыслями. Выглядел он уставшим, осунувшимся и мечтал поскорее заснуть.

— Данила Иванович? — спросил Миша высокого пожилого мужчину, угадывая в чертах его лица самого себя. Тот вышел из дома, заслышав шум колёс.

— Дедушка, — поправил он и улыбнулся. Миша застыл в нерешительности, как поступить: обнять родственника или держаться поодаль, только дедушка прижал его к себе, как мальчишку, не дожидаясь разрешения.

— Мишенька… — прошептал сдавленно. — Ты же вылитый я! — уже веселее.

— Да, дедушка, вижу. А я всегда винил в своей смазливости Колосовских. Теперь понимаю, что был не прав! — похлопал его по плечу Миша.

— Хорошо, что приехал, я рад… Проходи скорее в дом.

Уютный одноэтажный дом Данилы Ивановича пах деревом и вкусной едой. Дедушка суетился и накрывал на стол, а Миша осматривался. Домик из сруба, небольшой и удобный походил на его собственную дачу.

— Садись, сынок, накормлю тебя. — Дедушка позвал к накрытому столу.

— Ого! Ты сам готовишь или помогает кто-то? — спросил Миша присаживаясь. Горячие бутерброды манили ароматом ветчины и сыра, в большом заварочном чайнике томился травяной чай. Данила Иванович приготовил столько еды и закусок, словно ожидал приезда как минимум пятерых внуков.

— Сам. Люблю готовить. Да и нечем заниматься мне больше. — Вздохнул Данила Иванович, а Миша почувствовал неловкость. Они рассматривали друг друга украдкой, сдерживая чувства. Двое таких далеких и близких человека, оказавшихся заложниками чужой драмы.

Мише многое хотелось спросить у деда, но усталость навалилась чугунной тяжестью, парализуя разум.

— Я покажу тебе комнату, Мишенька, — промолвил дед, а Миша улыбнулся, вспоминая Варвару Степановну, которая называла его только так и никак иначе.

Он проследовал за высоким худощавым мужчиной в модных джинсах и стильном хлопковом джемпере по узкому длинному коридору, увешанному детскими рисунками.

— Дед, да ты модник. Или к моему приезду принарядился? — спросил Миша улыбнувшись. Данила Иванович выпрямился, стряхивая невидимые пылинки с брюк, и отрапортовал:

— Работа обязывает. Разве ты не знал, что я преподаю в детской театральной студии? — Он жестом показал на грамоты и рисунки, украшающие деревянные стены.

У Миши от удивления округлились глаза. Его раздирало надвое желание отдохнуть и узнать о родственнике больше. Данила Иванович, угадав замешательство Миши, завёл его в уютную небольшую комнату в дальнем крыле дома и произнес:

— Успеем поговорить. Отдыхай, сынок.

Дед предусмотрительно расстелил постель и заранее приготовил полотенца, лежащие стопкой на деревянном столе.

Миша зарылся в чистые мягкие подушки и закрыл глаза. Усталость боролась с эмоциональным возбуждением. Он едва привык к появлению отца в своей жизни, как вдруг появился дед. Да ещё какой! Отчего-то Миша не сомневался, что Данила Иванович хороший человек. Сквозь сон он мысленно благодарил отца за идею уехать подальше от… Черт бы побрал ее! Дрянная девчонка, маленькая и лживая упорно представала в фантазиях Миши: в Барнауле, Красноярске, на Луне или у черта на куличках — ему не удавалось вытравить ее образ из головы…

Данила Иванович разбудил Мишу через несколько часов. Он указал жестом на окно, за которым высилась горка из брёвен.

— Тебя ждёт топор! — воскликнул он, хитро прищурившись. — Симпатичные крепкие брёвна жаждут поскорее превратиться в дрова и дровишки! — промолвил дед с театральной интонацией.

— Я не знаю, как это делается… — ответил Миша с досадой. — Готов научиться, если ты покажешь.

Он не хотел, чтобы дедушка посчитал его лентяем и неженкой, поэтому предпочёл скрыть подробности своего избалованного детства. Миша с готовностью пошел за Данилой Ивановичем во двор, с интересом наблюдая за виртуозными взмахами топора в руках деда.

Через пять минут незамысловатых взмахов Миша разогрелся и стянул одежду, обнажая голый мускулистый торс. Как правило, наблюдатели этого зрелища задавали один и тот же вопрос: каким видом спорта он занимается? Но в случае с дедом его не последовало.

Миша остервенело рубил дрова, выплёскивая накопившиеся чувства. Гнев, смятение, злость бурлили в его душе, выжигая болезненную пустоту. Со стороны казалось, что брёвна виноваты во всех его несчастьях. Пот стекал по его груди струйками, щепки летели в разные стороны. Дед наблюдал за происходящим несколько минут, а затем протянул Мише полотенце и произнёс: