– Будто они умеют петь! – Мать Лиама рассмеялась. – Захмелев от эля, Томас поет, но клянусь тебе, его пение никому слушать не захочется. Ах, я так и не представилась. Меня зовут Эмма.

– Очень рада познакомиться! А кто тогда может спеть?

Эмма указывает взглядом на того, кто сидит слева от меня. Вот это да! Лиам уже раздобыл где-то гитару. Неужто достал из-под лавки?

– Начну отнекиваться, и они меня замучают, – шепчет он мне. – Так что я даже не пытаюсь.

Кто-то раздает деревянные чаши, а в них плещется вино. Беру себе чашу и слушаю, как поет Лиам. Эту песню я уже слышала, но оба раза ее играл придворный оркестр. Невероятно, но кажется, что королевский гимн Лиаскай написан специально для гитары… А Лиам Салливан, который ненавидит Лиаскай всеми фибрами души, исполняет его просто великолепно!

Мы еще долго сидели у костра, болтали, смеялись, пили. Наблюдаю за Лиамом и его семьей, и меня охватывает то самое чувство, которое я не позволяла себе испытывать долгие годы. Пит, отец, общается с Лиамом как с равным, как мужчина с мужчиной. И совсем иначе ведет себя Эмма. Она видит в Лиаме маленького мальчика, за которым нужен глаз да глаз, а не то натворит он глупостей! С Томасом Лиам перебрасывается шуточками, со спокойным Джонатаном общается тихо и проникновенно – взглядами, жестами. К нам присоединилась Алис. Сегодняшнее заседание суда, которое она возглавляла, осталось позади, и теперь Алис смягчилась и никого не задирает. Они с Лиамом подтрунивают друг над другом, вместе смеются, и мне это очень обидно! «Алис жила здесь до меня, – утешаю я сама себя. – Она останется, а я вернусь домой». Но от этих мыслей только хуже.

Руку я положила на колено, а мое колено совсем близко к Лиаму. Он мог бы коснуться ее, легко, как бы случайно… Но Лиам этого не делает. А ведь коснувшись моей руки, он дал бы мне знать, что он чувствует. Если он чувствует то, что чувствую я.

– Все хорошо? – тихо спрашивает Эмма. – Ты с такой печалью смотришь в огонь. Горе какое приключилось?

– Нет, просто скучаю по дому, – отвечаю я, закусив нижнюю губу. Не хочется врать Эмме. Она такая искренняя, очень добра ко мне! Но в моей груди теснится столько разных чувств… И среди них есть место тоске по дому.

Глубоко задумавшись, Лиам тихонько наигрывает какую-то мелодию – не для слушателей, а для себя. И в музыке этой словно звучит моя тоска по дому! Мелодия совсем не похожа на народную музыку Лиаскай. Она мне смутно знакома и напоминает мелодии моего мира. Никак не пойму, что это за музыка? Возможно, она совсем не похожа на мелодии Завременья и это все игра моего воображения?

– Я и не знала, что Лиам играет на гитаре, – поделилась я с Эммой.

Та улыбается.

– Он сам был чуть больше гитары, когда начал играть. Потом забросил, не мог вынести фальшивые ноты. Уже став подмастерьем, попробовал снова. Втайне ото всех, хотел кое-кому помочь.

Тут до нас дошла бутылка, которую пустили по кругу. Наполнив наши с Эммой чаши, передаю бутылку дальше. Смотрю на Эмму, подчеркивая интерес к ее рассказу.

– За едой для мастера и других подмастерьев всегда посылали Лиама. А он всегда ухитрялся раздобыть лишнюю порцию, да так, что мастер ничего не замечал. Эту порцию Лиам относил одному человеку – тот жил на улице, бренчал на старой гитаре, а от дождя прятался в поленнице между дровами. Знаешь, он был сумасшедший. Говорить не умел, издавал нечленораздельные звуки, часто бился в конвульсиях… С одной стороны, он побирался, иначе ему было не выжить. А с другой, подачек не принимал. Даже от еды отказывался. И Лиам заключил с сумасшедшим сделку: он, мол, будет носить ему еду, а тот взамен научит играть на гитаре.

Эмма рассмеялась так заразительно, что и я не сдержала улыбку.

– Таким он был. Тогда. – Тут Эмма перестала смеяться. – Очень радовался, когда удавалось сделать доброе дело. Ему было все равно, кому помогать. Даже пускавшему слюни нищему, от которого все брезгливо отворачивались.

«Он и сейчас такой», – хочу сказать я. Но Эмма больше не смеется. Смех победила грусть. Грусть о том, что потеряно безвозвратно.

В голове раздался шепот Лиама: «Я ничего не делаю просто так». Возвращаюсь мыслями в лес: я билась в смертоносных ветвях могильной линнеи, а Лиам стоял и смотрел. Не боролась бы я так отчаянно, он бы продолжал смотреть. Просто смотреть.

Я молчу, а моя рука все еще лежит на колене. И до нее все еще можно дотронуться.

Деревню окутал покой. Все спят. Горы непреодолимой стеной ограждают долину от внешнего мира. И в этом бархатном умиротворении я одна не могу заснуть, хотя лежу на мягкой постели, а тело мое после всех мытарств нуждается в отдыхе.

– Хочешь дыру в потолке проглядеть? – раздался вдруг шепот Алис. – Учти, сама будешь крышу чинить.

Я вздрогнула от неожиданности.

– Мне казалось, ты спишь… Я тебя разбудила?

– Ты слишком громко думаешь, тут не заснешь…

Неужели ее голос не отдает холодом? Неужели в нем слышится сочувствие?

– Переживаю, – призналась я. – Еще месяц придется куковать здесь, только потом я увижу сестру… Но что делать дальше?

– Так разработай план, – говорит Алис, словно это само собой разумеющееся. – Для этого тебе нужно узнать больше о нашем мире. И я охотно помогу. Потому-то и предложила, чтобы ты жила здесь.

Так это она предложила? Приподнимаюсь на кровати и в кромешной темноте удивленно смотрю на Алис.

– Ты правда считаешь, что Лиам поселил бы тебя у своей бывшей? – усмехнулась она. – Да, он принимает здесь кое-какие решения, но, Мэй, это моя деревня. Я начала ее строить, котелок у Лиама совсем не варил, и мы каждый вечер сомневались, доживет ли он до утра.

Вот он, тот самый недостающий пазл в истории этого поселения, которую я слышала от Лиама! Он обмолвился, что был ранен, но казалось, речь шла о каком-то пустяке – о небольшом сотрясении мозга или о вывихнутой ноге.

– Ну, что молчишь? Он тебе вообще ничего не рассказывал?

Лицо Алис белым пятном виднеется в темноте.

– Рассказывал, – откликаюсь я. – Но не все.

Она коротко вздохнула. Или хмыкнула?

– Все он никогда не рассказывает.

И что на это ответить? Просто киваю – не знаю, видит она меня или нет, – и откидываюсь на подушку.

– Вообще я хотела извиниться, – сообщает Алис немного погодя.

А я-то думала, что она уснула!

– Прости меня, я вела себя очень грубо. Ты ведь не знаешь почему?

– Ну, я догадываюсь.

– И ты ошибаешься. Нет, я не ревную. Да, я любила Лиама и в каком-то смысле люблю до сих пор. Но больше не хочу быть с ним. Я злилась, потому что из-за тебя мы чуть не провалили миссию. Для нас всех, здесь живущих, эта миссия необыкновенно важна.