некоторые неформальные лидеры, не возникло никакого простого (без двойной игры) сговора с реформаторами команды Горбачева; наоборот, сформировалась лобовая оппозиция как консерваторам, так и Горбачеву. Более однозначный сговор возникнет позднее, между демократическим движением и «радикальным» крылом реформаторов из аппарата, которые придут к власти в России.

Третья часть

ОТ НЕФОРМАЛЬНОГО ДВИЖЕНИЯ К ДЕМОКРАТИЧЕСКОМУ: СМЕЩЕНИЕ ИДЕНТИЧНОСТИ (1989—1990 ГОДЫ)

С 1989—1990 годов речь все меньше идет о «неформальном» и все больше о «демократическом» движении. Причем это изменение не чисто терминологического порядка. Начиная с 1989 года происходит изменение сущностное, вызванное целым рядом факторов: прибытием новых участников, сильно отличающихся от пионеров движения; радикальной трансформацией политической конъюнктуры; доминированием в политическом пространстве фигуры Бориса Ельцина; усилением политического значения российских властей как новой арены власти, вступающей в отношения конфронтации с руководством СССР.

Начало всем этим процессам было положено выборами 1989—1990 годов, которые обновили все советы (сначала на союзном, потом республиканском, городском и районном уровнях). Как только вводятся новые избирательные правила, дающие больше места состязательности, игра становится тотально конкурентной. Политическое пространство оказывается в ситуации флюидности, когда все его элементы приходят в движение: КПСС распадается на части; появляется множество арен соревнования; правила игры и ставки изменяются; трансформируются и сами участники игры. Иными словами, изменения затрагивают не только неформальное движение.

Движение становится более разнообразным, и поток вступающих в него расширяется. Наряду с клубами первого поколения к форме клуба обращаются новые «политические организации», которые разворачиваются в основном на избирательной сцене и в поле КПСС. На избирательной сцене появляются районные «клубы избирателей», которые занимаются выдвижением кандидатов на Съезд народных депутатов СССР, противостоящих кандидатам от партии, и организуют предвыборные кампании. В рамках Академии наук, располагающей примерно двадцатью местами на Съезде депутатов СССР, образуется «Клуб избирателей Академии наук» (КИАН), который противостоит изначальному отбору кандидатов в депутаты, установленному президиумом Академии, и поддерживает кандидатуры из круга реформаторов (включая Андрея Сахарова). Демократические депутаты СССР формируют парламентскую фракцию («Межрегиональную депутатскую группу», или МДГ), которая, не будучи неформальным клубом, занимает лидирующую позицию в движении. После выборов 1989 года районные клубы избирателей входят в единое «Московское объединение избирателей» (МОИ), которое позднее образует ядро блока «Демократическая Россия», созданного в преддверии выборов на Съезд народных депутатов России (в марте 1990-го). На основе структур КПСС во всех крупных городах СССР образуются «партийные клубы»: они соберутся вместе в январе 1990 года и образуют «Демократическую платформу в КПСС», первую настоящую фракцию в коммунистической партии. В 1989 году появляется также неформальный клуб интеллектуального истеблишмента («Московская трибуна»), состоящий в основном из шестидесятников и рассматривающий себя как мозговой центр движения. И наконец, в 1990 году некоторое число бывших неформальных клубов превращаются в «партии», большая часть которых войдет в состав движения «Демократическая Россия», созданного в октябре 1990 года.

Прибытие новых участников (в Москве их больше тысячи, то есть почти столько же, сколько неформалов первого поколения) и появление новых форм организации и мобилизации (в частности, массовых митингов) изменяют сущность неформального движения. Клубы первого периода уже не совсем те же, что раньше. Они теряют контроль над движением во время выборов 1989 года: монополия на определение «клуб» больше им не принадлежит, они уже не очень понимают, какое место им следует занять на избирательной арене, где они не выступают ни кандидатами, ни организаторами кампаний. Им приходится сталкиваться одновременно с конкуренцией со стороны новобранцев, чьи компетенции широко используются на избирательной арене, и со стороны академического и политического истеблишмента, претендующего на лидерство в движении. По сути, о «неформальном движении» говорить уже поздно, а о «демократическом» – пока рано. Поэтому за неимением лучшего мы используем неологизм «неформально-демократический»: он позволяет передать гибридный характер движения и составляющих его участников.

Политическое пространство тоже претерпевает глубокие изменения. В связи с фрагментацией партии и ростом могущества новых институтов власти возникает все больше арен соревнования. Дробление партии затрагивает ее федеральную, административную и идеологическую структуры. Прибалтийские компартии заявляют о своей автономии по отношению к КПСС; повсюду разные уровни (комитеты) административной иерархии вступают друг с другом в соревнование; что касается «реформаторского» и «консервативного» лагерей, обеспечивавших некую стабильность политической игры с начала Перестройки, то они сами распадаются на подгруппы. «Реформаторы» разделяются на «умеренных» (Горбачев) и «радикальных» (Ельцин, Афанасьев и проч.). Одним из главных последствий этой тройной трансформации стал тот факт, что властные отношения внутри КПСС теряют прежний «объективный» характер само собой разумеющейся очевидности. Затормозить этот процесс тем сложнее, что чиновники, занимающие посты в верхах иерархии, обладают очень малым стажем работы на высшем уровне[328]. Конкуренцию партии составляют также некоторые институты: советы наделены отныне новыми правами и воспринимаются как «настоящие» инстанции власти. Происходит быстрый переход от идеи отдать «всю власть советам» к идее разделения властей: в рамках каждого совета начинается все большее разъединение между законодательной и исполнительной властью. Состязание разворачивается как внутри этих арен (между уровнями власти и идеологическими лагерями), так и между самими аренами. Акторы уже не понимают, над кем следует брать контроль – над советами, партией, тем или иным (центральным, республиканским или местным) уровнем власти или той или иной ветвью власти (законодательной или исполнительной): ставки в игре и ее правила становятся крайне нестабильными.

Мобилизация происходит одновременно на разных сценах, и поскольку границы стираются, то происходящее на одной из них непосредственно влияет на другие. В избирательном поле неформально-демократическое движение с 1989 года разыгрывает карту открытого столкновения с «аппаратом», и эта стратегия оказывается выигрышной. Такая логика фронтальной оппозиции распространяется на все демократическое движение, в том числе внутри КПСС, где партийные клубы пытаются сохранить отношения сговора с «умеренными реформаторами». Есть множество примеров «заражения» этой логикой, и оно также подтверждается пересечениями в хронологии событий на обеих аренах. Так, Горбачев без колебаний использует результаты выборов марта 1989 года для сведения счетов с партаппаратчиками, уже с апреля устраняя потерпевших поражение консерваторов. Поскольку результаты этих выборов провоцируют трения в верхах КПСС, дата последующих выборов в республиканские и городские советы отложена на шесть месяцев (с осени 1989 до марта 1990 года). Впечатляющая победа Ельцина в Москве в марте 1989 года (где он получает около 90% голосов) ставит его в позицию потенциального соперника Генсека КПСС, хотя прежде такая ситуация была невообразима. Выборы 1989 года, единодушно осознаваемые как поражение партийного аппарата, склоняют партклубы к нарушению запрета на употребление понятия «фракция». К тому же успех Ельцина на выборах дает партклубам основания для претензий на создание оппозиционной фракции (которая получит имя «Демократическая