и пепел. Четырнадцать человек. В одном белье. Последние выжившие с Милой, 18.

Мордехая среди нас не было. Я не знала даже, доконал ли его газ, или он совершил самоубийство, или в последний раз открыл по немцам огонь. Еврейская боевая организация потеряла командира. И почти всех оставшихся бойцов. Вместе с домом 18 по улице Милой умерла наша последняя надежда.

73

Ночью я услышала шаги. Бежать было бессмысленно – ноги меня едва держали. Остальные были в таком же состоянии. У Даниэля в легких скопилось столько газа, что его постоянно мучил кашель. Мы слышали, как за грудой обломков передергивают затворы. Худощавый парнишка, который нас спас, первым поднял руки в знак того, что сдается. Мы последовали его примеру – по крайней мере, те, у кого еще хватало на это сил. Даниэль даже рук поднять не смог – просто сидел неподвижно среди руин.

На груду обломков карабкались люди. Вот-вот над нами нависнут эсэсовцы, арестуют нас или сразу расстреляют – все равно. Теперь уже точно все равно.

– Руки вверх! – раздалась команда по-польски.

Я подняла глаза. Это были не немцы. И не латыши, и не украинцы. Это были трое повстанцев. Двое мужчин, одна женщина.

Обе группы вытаращились друг на друга, не веря собственным глазам.

Семнадцать евреев встретились на развалинах уничтоженного гетто.

Нам понадобилось некоторое время, чтобы все это осмыслить и опустить руки. И еще некоторое время, чтобы обрести дар речи и ответить на расспросы товарищей. Когда они узнали, что все остальные на Милой, 18 погибли, у них на глаза навернулись слезы.

Только командир группы по имени Самуэль никого не оплакивал – в особенности тех, кто наложил на себя руки:

– Нельзя кончать с собой, пока есть хоть какая-то возможность продолжать борьбу. Бессмысленная смерть.

А чья смерть осмысленная?

И чья жизнь?

Моя?

Нет.

Ничья.

Когда другой выживший рассказал, как Шарон семь раз выстрелила в себя, Самуэль лишь бросил:

– Шесть пуль впустую.

Я была слишком измождена, чтобы рыкнуть на него – ведь его там не было. Да даже если бы я огрызнулась, Самуэль вряд ли стал бы меня слушать – он и его спутники уже вовсю обыскивали руины в поисках оружия. Напрасно – СС взорвали бункер, и тела наших товарищей разорвало в клочья.

В поисках пристанища мы побрели прочь через уничтоженное гетто, по горам запорошенных пеплом камней. Маленький отряд людей, чьи души были так же испепелены, как и улицы вокруг.

Наш путь лежал на Францисканскую, 22. Еще один бункер. Наверняка последний. Больше лазарет, чем убежище. Всюду раненые, обгоревшие, умирающие.

Я не думала о еде. И о своих травмах. И об Амосе. Просто закрыла глаза. Мне хотелось одного – спать. Спать целую вечность.

Покоя бы…

Каким человеком ты хочешь быть?

Человеком, который дождался избавления.

74

– У кого не еврейская внешность, сюда! – бросил клич Самуэль.

Мне хотелось еще полежать, поспать, а там, глядишь, и помереть. Я мысленно сказала себе: у тебя еврейская внешность, Мира. К тебе это не относится, спи…

…но Мордехай тогда выбрал меня, отправил в польскую часть города, потому что счел, что я могу сойти за польку, и я неоднократно убеждалась, что действительно могу. И если Самуэль, который теперь нами командует, сзывает всех обладателей арийской наружности, это может означать лишь одно – что нам предстоит переправиться на ту сторону, и тогда… тогда, возможно, я снова увижу Амоса.

Только уверившись, что он мертв, можно будет заснуть навеки.

Я поднялась на ноги и поковыляла к Самуэлю и светловолосому повстанцу, который выглядел статнее и нордичнее большинства эсэсовцев.

Самуэль окинул меня быстрым взглядом, на его лице отразилось сомнение, но, посмотрев в мои зеленые глаза, он спросил:

– А сил у тебя хватит?

Честнее всего было бы ответить «нет», но на кону стоял последний, пусть и крохотный шанс снова увидеть Амоса. Поэтому я сказала:

– Хватит.

– Нет никакого смысла сидеть здесь и ждать конца, – заявил Самуэль. – Вы переправитесь к товарищам по ту сторону стены, а потом все вместе вернетесь и вытащите нас отсюда.

– Но как мы это сделаем? – спросил светловолосый.

– Найдете способ, Иосиф, – ответил Самуэль и бросил мне одежду: рубашку с драными рукавами и непомерно большие мужские брюки.

– А как мы попадем на ту сторону? – поинтересовалась я.

– Через канализацию.

Мы притихли. Это был единственный путь – но этого пути, в сущности, не было. Не зная дороги, заплутаешь наверняка. Будь я честна с самой собой, я бы давно призналась себе, что Амос погиб в этом лабиринте. А как еще объяснить, что мы так и не получили от него никаких вестей?

– Это Абрахам, – Самуэль кивнул на человека, у которого вся левая половина лица была обожжена. – Он ориентируется в канализации. Он доведет вас до выхода по ту сторону стены и вернется с подтверждением, что вы добрались до места назначения.

Абрахам кивнул так решительно, что мы отбросили сомнения.

Не прошло и получаса, когда он поднял крышку люка и мы спустились друг за другом в клоаку. Абрахам с фонариком, я и Иосиф – со свечами. Мы тут же оказались по колено в воде. Вонь стояла чудовищная. Было бы у меня хоть что-то в желудке, меня бы вывернуло наизнанку.

Абрахам взял командование на себя, и чем дальше мы шли, тем глубже становилась вода. Местами она доходила мне до подбородка.

– Осторожно! – вдруг крикнул Абрахам. Мы в этот момент находились в трубе, где тухлая вода доставала всего-то до груди. Но на нас шел гигантский вал сточных вод.

Волна окатила меня с головой, сбила с ног, и я оказалась под водой. Задержать дыхание я не успела, и говенная жижа хлынула в нос. В панике я пыталась найти опору, барахталась и сучила ногами, пока вновь не почувствовала под собой твердый пол.

Я вынырнула на поверхность, и меня тут же вырвало. Иосифу приходилось не лучше. Абрахам ловил ртом воздух, первые несколько шагов я сделала с его поддержкой, пока не смогла идти сама. Волна загасила свечи – остался только свет фонарика.

Никто из нас больше ничего не говорил, никто не озвучивал свой страх захлебнуться в этом подземелье. Мы просто шагали вперед – шаг за шагом, поворот за поворотом. Иногда сточные воды поднимались, иногда спадали до колен. Еще два раза нас окатывало волной, но теперь мы были к этому готовы и вовремя задерживали дыхание.

Когда полчаса спустя мы дошли до развилки, наш предводитель Абрахам бросил неуверенный взгляд налево и направо. Мне все сразу стало ясно:

– Ты заблудился.

– Нет-нет. – Он попытался меня успокоить. – Нам налево.

Абрахам изо всех сил старался держаться уверенно. Мы последовали за ним, но мужество оставило меня: я уже не верила, что мы когда-нибудь доберемся до польской стороны. Так я и пропаду в этом подземелье…

Через несколько минут и до Иосифа дошло, что наш провожатый не понимает, где мы находимся.

– Мне… мне очень жаль, – пробормотал Абрахам.

– Тебе жаль? Тебе жаль? – взревел Иосиф. – Если мы не попадем на польскую сторону, все погибнут!

– Знаю. – По щекам Абрахама потекли слезы. – Но что я могу сделать? Ну что?

Я в изнеможении привалилась к стене.

И вдруг в катакомбах мелькнул свет фонаря.

Источник света находился за ближайшим поворотом.

– Немцы, – прошептал Иосиф.

Круг света разрастался. Немцы приближались!

Мы стояли не шевелясь, словно приросли к месту. Все равно мы не знали, куда бежать в этой вонючей дыре.

Свет повернул из-за угла и ослепил нас. Мы замерли в животном ужасе.

Раздался крик:

– Свои!

– Чудо! – возликовал Иосиф.

А я возликовала еще громче, потому что голос принадлежал Амосу.

Скорей-скорей я пошлепала по воде к мужу – да, это был мой муж, и он сжал меня в объятиях. От нас разило блевотиной, мочой и сточными водами. Но я была полна такого счастья, какое уже и не рассчитывала испытать.

Амос, волнуясь, рассказал, как на польской стороне ему удалось подкупить рабочего канализационной сети, который обещал показать безопасный путь через клоаку в гетто. Рабочий спустился под землю вместе с Амосом, но через какое-то время вознамерился повернуть назад. Тогда Амос достал пистолет; провожатый решил, что все-таки хочет жить, и показал Амосу, как можно подземными ходами добраться до гетто и обратно. Но когда Амос вернулся на Милую, 18, чтобы вывести оттуда товарищей, он обнаружил только развалины.

– Я думал, что потерял тебя навсегда, – сказал он и прижал меня к себе еще крепче.

– А я то же самое думала про тебя, – ответила я. Мне хотелось никогда больше его не отпускать.

– Так просто ты от меня не отделаешься! – ухмыльнулся мой супруг.

Я поневоле рассмеялась. А Амос раздал нам из маленького мешочка леденцы и лимоны.

– Я уже несколько лет лимонов не видал, – пробормотал Иосиф, не веря собственному счастью.

– Тем более в таком экзотичном местечке! – хохотнул Абрахам. Он явно испытывал облегчение: теперь-то мы не утонем в клоаке по его вине.

– Что будем дальше делать? – спросила я у Амоса, перекатывая во рту изумительно сладкий леденец,