Амос. Иначе мы здесь просто погибнем. Опаснее всего для нас оставаться здесь.

Амос все понял. И после короткого раздумья сказал:

– Тогда я захвачу грузовик силой.

– Давай!

Он стремительно зашагал прочь, а я обвела взглядом людей, которые стояли и сидели вокруг меня в тухлой воде. Далеко не все еще вернулись от других люков. Надеюсь, они успеют к тому моменту, когда Амос вернется.

Если он вернется.

Надеюсь, Даниэль продержится до тех пор…

* * *

Примерно через час я услышала, как неподалеку от люка затормозил грузовик.

Амос.

Это должен быть Амос!

Люк подняли, Амос сунул голову внутрь и крикнул:

– Все на выход! Все на выход!

Хотя беглецов стало больше, чем час назад, тем не менее пришли еще не все. Самуэль велел Иосифу и Абрахаму привести остальных. Но Абрахам заартачился:

– Пока мы будем ходить, вы уже уедете!

Иосифа тоже явно мучили сомнения.

Самуэль ответил:

– Да, такой риск есть, и я не могу вас принуждать. Но сделать это необходимо. На кону человеческие жизни.

Иосифу этого аргумента хватило, чтобы сорваться с места, но Абрахам продолжал стоять на своем:

– Я не чокнутый!

Самуэль понял, что смысла с ним спорить нет, и бросил взгляд на тощего паренька. Тот еле заметно кивнул и кинулся прочь. А Самуэль первым полез наверх, чтобы у люка координировать побег. Снизу мне было видно, как они с Амосом второпях обнялись. После чего Амос наклонился к нам и крикнул:

– Живей, живей, живей!

И замахал мне рукой: мол, поднимайся, – но я, замешкавшись, бросила взгляд в сторону. Даниэль лежал в полуобморочном состоянии, уже не понимая, что вокруг него творится. Ревекка держала его за руку, а в другой руке крепко сжимала шарик.

Я повернулась к лысому, который стоял прямо за мной, а значит, после меня должен был карабкаться наверх, и попросила его:

– Пусть девочка идет после меня.

– Ладно, – ответил он.

Я схватилась за ржавые скобы и полезла вверх, стараясь не опираться на травмированную ногу. Когда я вылезла наружу, меня ослепило солнце. После целых суток в темноте я лишь смутно различала Амоса. Он помог мне выбраться, поцеловал в щеку и сказал:

– Надо спешить.

Через несколько секунд мои глаза привыкли к дневному свету. Перед нами стоял грузовик с брезентовым тентом – вероятно, для перевозки мебели, – а за люком Амос поставил дорожное заграждение. Прохожие-поляки таращились на нас. Грязные, вонючие призраки, вылезающие из-под земли на дневной свет, возбуждали у одних ужас, у других – подозрения, но у всех без исключения – изумление.

Самым маленьким призраком была Ревекка. Ослепленная солнцем, она споткнулась и чуть не рухнула на мостовую. Я подхватила ее, торопливо поковыляла к грузовику, подволакивая травмированную ногу, и подсадила девочку в кузов.

– Даниэль, – тихонько выдохнула она.

Из люка он так и не показался.

– Я приведу его, – пообещала я.

Толпа зевак тем временем росла. Поляки молча смотрели, как живые трупы один за другим выползают из-под земли – одиннадцать… двенадцать… тринадцать…

Чтобы хоть как-то утишить их подозрения, я крикнула:

– Польское Сопротивление в деле!

Евреев они выдадут, но соотечественников вряд ли – во всяком случае, мне хотелось в это верить.

– Ваш шанс стать героями! – продолжала я. – Помогите защитникам Родины!

Они даже не думали помогать. Они мне не верили. Но и немцев не звали. Пока что.

– Надо делать ноги, – сказал Амос. – Это затишье ненадолго!

– Но еще не все вылезли! – запротестовала я.

Шестнадцать… семнадцать… восемнадцать…

Иосиф и тощий паренек еще где-то в подземном лабиринте, собирают людей. И Даниэль до сих пор внизу!

Старуха прошипела:

– Это что, кошки?

Кошками поляки называли беглых евреев.

– Еще две минуты, – бросил Амос. – Не больше.

– Мы не уложимся, – возразила я.

– Две минуты! – настойчиво повторил Амос.

Я бросилась обратно к люку. Самуэль и Амос тем временем подсаживали людей в грузовик, а поляки роптали все громче:

– Кошки, кошки!

Я хотела уже нырнуть в люк, но услышала, как Амос выругался:

– Черт!

В конце улицы показался одинокий поляк-полицейский в вычищенной синей форме. Вид у него был безмятежный. Он грыз яблоко. Но вот-вот он нас увидит, услышит вопли «Кошки!» и поднимет по тревоге СС.

Не мешкая ни секунды, Амос рванул к нему.

А я полезла вниз. Прежде чем скрыться под землей, я еще успела бросить быстрый взгляд на Амоса, который как раз заговорил с полицейским. Неужели попытается внушить ему, что это акция польского Сопротивления? Да нет. Он незаметно достал пистолет и ткнул полицейского дулом в живот. Если Амос нажмет на курок, вся эта свора наверняка накинется на нас – и уж точно выстрел привлечет внимание солдат.

Цепляясь за скобы, я сползла вниз и пошлепала по воде к Даниэлю. Мне навстречу спешили повстанцы и гражданские.

Народу внизу оставалось еще немало. Человек пятнадцать-двадцать, а то и больше. И многие из них еще только бежали сюда.

Один из поляков наверху крикнул:

– Жиды! Это же проклятые жиды! Зовите СС!

Я схватила Даниэля за руку и попыталась поднять его из воды.

– Оставь меня… – пробормотал он и закашлялся. – Иди.

– Без тебя я никуда не пойду.

– Я и там все равно умру…

– Это мы еще посмотрим! – Я не желала с этим мириться.

Рывком поставив его на ноги, я закинула его руку себе на плечи и помогла ему сделать несколько шагов. Напрягая все силы, я дотащила его до лестницы.

Самуэль наверху рявкнул:

– Мы уезжаем!

Мы с Даниэлем остались последними, кто стоял под люком. Из соседних ходов доносились шаги, они торопливо приближались. Это, наверное, Иосиф и тощий паренек ведут товарищей. Им уже не успеть…

Даниэль не держался на ногах. По лестнице он не залезет. А у меня не хватит сил вытащить его на спине. Мне и так-то поддерживать его тяжело.

– Иди, – сказал Даниэль. – Незачем тебе погибать вместе со мной.

Я услышала, как завелся мотор грузовика.

– Ты нужна Ревекке, – проговорил Даниэль.

Мотор взревел громче.

Иосиф с группой людей показались из-за поворота. Им до нас оставалось метров сто.

– Мира, пожалуйста, – взмолился Даниэль, – без тебя ей не выжить!

Разум подсказывал, что он прав, даже если все во мне кричало: нет, так нельзя!

– Я позабочусь о ней, – пообещала я.

Я помогла Даниэлю мягко опуститься на пол. Он скорее лег, чем сел в воду. Тут он и найдет свой конец…

Не терять ни единой драгоценной секунды, сказала я себе, не терять ни единой драгоценной секунды.

Склонилась над ним и поцеловала его в лоб.

И это была самая драгоценная секунда на свете.

Цепляясь за скобы, я торопливо полезла наверх. Когда я выбралась из люка, Самуэль как раз запрыгнул в кузов грузовика. Мотор рокотал все громче – машина вот-вот сорвется с места.

Наши товарищи, бегущие по тоннелю, к ней уже не успеют.

И я, возможно, тоже.

Я бросилась к грузовику. Травмированная нога, казалось, разрывалась на части.

Грузовик тронулся.

Самуэль протянул мне руку, я прибавила ходу. От боли у меня почернело перед глазами.

Самуэль поймал мою руку и подтянул меня в кузов. Я огляделась: Амоса с нами не было.

Он все еще стоял рядом с поляком-полицейским.

– Амос! – крикнула я.

Оставив полицейского, он сорвался с места. Скорости грузовик еще не набрал – он непременно нас догонит…

Двое поляков, желавшие получить премию за поимку еврея, преградили ему дорогу.

– Амос! – снова крикнула я и хотела спрыгнуть с грузовика, кинуться на помощь, но Самуэль обхватил меня сзади и удержал.

Амос растолкал поляков. Он был метрах в двадцати от машины.

Я попыталась высвободиться из хватки Самуэля. Тщетно.

Грузовик набирал ход.

Все больше поляков заступали Амосу дорогу.

– Амос! – крикнула я.

Он выхватил пистолет и выстрелил в воздух.

Поляки бросились врассыпную.

Грузовик завернул за угол.

Я потеряла Амоса из виду.

Как я закричала!

Самуэль попытался меня утихомирить:

– Мы вернемся за ним. Мы за всеми вернемся!

Но я кричала, кричала, кричала что было сил.

Амос появился из-за угла. Он бежал, как никогда в жизни, расстояние между ним и грузовиком сокращалось. Товарищи тянули руки, желая помочь ему забраться в кузов.

Амос попытался ухватиться за руку Самуэля.

Машина скакнула вперед.

Амос отстал.

Я даже кричать больше не могла.

Собрав последние силы, Амос побежал еще быстрее. Я тоже протянула ему руку. Как Самуэль.

Амос рванулся к ней…

…и вцепился в мою ладонь.

Не отпускать. Не отпускать. Ни в коем случае не отпускать!

Самуэль схватил его за другую руку, и вместе мы затащили Амоса в кузов. Как только он оказался в машине, мы все переползли в глубь грузовика, опустили брезент и помчались прочь из города.

79

Я была слишком измучена, чтобы броситься в объятия Амоса. Без сил я лежала на полу. Вокруг меня – уцелевшие, каждый – в тяжелых думах. О погибших, о товарищах, которых нам пришлось бросить, о гетто и об опасностях, которые ждут нас в лесах.

Ревекка подобралась ко мне и спросила испуганно:

– Что будет с Даниэлем?

Я могла бы ей соврать, что мы его обязательно спасем. Но даже если мы через час вернемся в Варшаву – что само по себе немыслимо, – Даниэль и остальные наши спутники к тому времени будут уже схвачены или убиты. А я не хотела ей лгать. Так что сказала:

– Я обещала ему, что буду заботиться о тебе.

Ее глаза наполнились слезами.

– Всегда? – тихонько спросила она.

– Всегда, – твердо ответила я.

Она заплакала по Даниэлю, и я крепко прижала ее к себе.

80

Полчаса спустя мы остановились в лесу неподалеку от Ломянок и выпрыгнули на поляну. Свежий воздух действовал как наркотик. После долгих часов в канализации, долгих дней в горящем гетто, долгих месяцев и даже лет, когда мы никакой зелени в глаза не видели,