Теперь мы шли среди скал, без всякой дороги. Шли медленно –и Котенок нас не торопил. Он то сидел у Лэна на руках, то забирался к нему запазуху и спал там, изредка высовываясь, чтобы дать новое направление. Когда мыостановились на ночлег, а Котенок так и не отошел от моего Младшего ни на шаг,я не выдержал и спросил, в чем дело.

– Маскировка, – охотно объяснил Котенок. – Мой свет Летящимлегко почувствовать, но когда я с Лэном – он его гасит.

– А я?

– А ты нормальный, – неожиданно встрял Лэн. Он улегся прямона камни, явно собираясь уснуть. – То, что в глазах свет, – надо еще увидеть.Надо подойти… посмотреть.

– Ты все теперь используешь. Котенок, – тихо сказал я. –Даже беду. Даже горе. Это стало «маскировкой».

– Мы много лет воевали с Тьмой чистыми руками. – Котенка моислова не задели. – Не убей, не пошли на смерть, не предай… И Тьма росла.Хватит. Мы воюем честно, но если обстоятельства сложились в нашу пользу –почему бы и нет?

– Тем более что обстоятельства так легко направить в нужнуюсторону. Лэн, ты не собираешься ставить убежище?

– Забыл, – с ноткой удивления отозвался Лэн. Раскинул руки,и его Крыло вздулось, превращаясь в черную палатку.

Теперь Котенка и моего Младшего не было ни видно, ни слышно.Поставил палатку и я.

В эту ночь мне приснился сон. Странный сон, в нем яразговаривал с другом – которого у меня никогда не было. Взрослым другом вчерном комбинезоне, как у Летящего. В темноте я не видел его лица. Но этоказалось не важным. Мне нужен был совет – просто совет. Что делать, если Светстал страшнее Тьмы, и с кем драться, и как не предать ни себя, ни друга. Ярассказывал о том, что случилось, словно и впрямь передо мной был собеседник,хотя уже понимал, что сплю, и отчаянно балансировал на границе сна и яви. Мненужен был совет – от приснившегося друга, от моего второго «я», от Света, отТьмы…

– Ты все пытаешься выбрать между Светом и Тьмой? – спросилтот, кто мне снился.

– Да.

– Не стоит… Не сравнивай правду, которая стоит за людьми.Сравнивай людей.

– Почему?

– Да потому, что не вера делает нас, а мы – веру. Сражайсяза тех, кого любишь. И если при этом ты на стороне Света – пусть гордится Свет.

– Понял, – сказал я, просыпаясь. – Понял…

Дул ветер, и убежище подрагивало. Я лежал под унылое пение,пока не услышал, как хлопнуло свернувшееся Крыло. Встал, вытянул руки, и тугаяткань плеснула со всех сторон.

Котенок был на руках у Лэна, шерстка его вздыбилась отвозбуждения.

– Пора. – Котенок окинул меня подозрительным взглядом. – Тыготов?

– Готов. Гордись.

Котенок не понял.

– Теперь можно не таиться, – все еще недоуменно поглядываяна меня, сказал он. – Крылатые и Летящие сцепились насмерть. Летим к башне.

– А там? – Я вспомнил, как пробирался в башню выручать Лэнаи как падали Крылатые, атакуя башню на перевале Семнадцати. – Будем стенудолбить? Или сунемся поверху, у всех на виду?

Котенок хихикнул:

– Вход найдется, Данька. Там много дверей… для своих.

Мы взмыли в холодное небо, и башня сразу выросла, выползлаиз-за скал – черная игла, воткнувшаяся в тучи. Она была совсем рядом, и десятьминут полета слились в один миг. Я успел соскучиться по Крыльям за эти дни…

А вход нашелся сразу. Котенок выскользнул у Лэна из рук иуверенно полетел к одной из амбразур, опоясывающих башню метрах в десяти надземлей. Амбразура была забрана мелкой решеткой – даже Котенок бы не пролез, ион повис, выжидательно глядя на нас.

Почему-то ему хотелось, чтобы это сказал я.

– Попробуй, Лэн, – попросил я Младшего.

Когда от прикосновения его рук решетка уползла в стену, яполез в амбразуру первым. Мне так хотелось увидеть лица врагов… и нечувствовать ничего, кроме тяжести меча в руке.

Но нас никто не подкарауливал.

В башне было темно и тихо. Мы стояли в маленькой комнатке,где одна стена была полукруглая, а из открытого люка в потолке спускаласьлесенка. Металлическая, тоненькая и несерьезная, совершенно не подходящая ктакому месту. На стене чадил черным пламенем факел, и очки позволяли видеть вего свете – багрово-фиолетовом, неверном, похожем на сумрак фотолаборатории.

– Вверх, – без всякой интонации выдохнул Лэн. – Они там.

– Точно? – зачем-то спросил я.

Наши взгляды встретились.

– Я их чувствую, – спокойно разъяснил Лэн. – Они… они зовут.

Солнечный котенок тревожно посмотрел на Лэна, потом молчаподошел к лесенке и взлетел вдоль нее – в люк.

– Лэн. – Я говорил, стараясь не замечать нарастающий в грудихолодок. – Тебе не стоит туда ходить. Я справлюсь сам. У меня Настоящий меч.

– Я еще не Летящий. – Лэн улыбнулся странной, незнакомойулыбкой. – Я могу держаться… пока мы рядом.

Я подошел вплотную, взял Лэна за локоть, посмотрел в глаза.Они были прежними. Только в глубине, в черном провале зрачков, дрожали багровыеотблески факела.

– Лэн, мы любим тебя. Мы верим…

Зря я это сказал. Не время было и не место. Слова повисли втемноте, пустые и мертвые, прекрасно подошедшие башне Летящих, но не нам сЛэном. Летящие тоже могут любить и верить, просто у них другая любовь и другаявера.

– Пойдем, Данька, – чуть грустно произнес Лэн. – Котенок ужезлится, я чувствую.

Он уже мог ощущать злобу и боль…

– Да, Лэн. – Я кивнул.

Железные прутья лестницы оказались холодными, а сама она –очень длинной. Я карабкался первым, за мной – Лэн. Где-то вверху, над головой,крошечным оранжевым солнышком светился Котенок.

Скоро мы оказались в большом круглом зале. Тоже пустом.Факелов было больше, и багровый свет резал глаза. Посреди зала начиналась узкаявинтовая лестница, уходящая вверх.

– Нам что, до самого верха карабкаться? – запоздало удивилсяя.

– Нет. – Лэн покачал головой. – Еще метров сто, не больше.

Я попытался представить себе сто метров подъема, и ногипротивно задрожали. А ведь наверху придется драться…

– Боишься? – резко спросил Котенок.

Вместо ответа я пошел к лестнице. Пол в зале был выложенчерно-белыми каменными плитками, по нему были в беспорядке разбросаны люки,откуда торчали железные лестницы. Это, наверное, что-то вроде поста охраны,куда вели все пути с нижних этажей башни. Вот только охраны не осталось, всеушли воевать…