Нападать было глупо, но я не мог стоять, подлавливая Кертана неосторожном выпаде, когда рядом умирал Лэн. Я метнулся вперед, ударил…

И меч Керта перерубил меч Туака у самой рукояти. Не зряоружейник говорил о плохой стали… Еще через секунду Керт ударил меня – немечом, а ногой, и я упал на пол, отлетев к самой стене.

Странно – я не боялся. Керт подходил ко мне, и прорвавшиеботинки когти на его ногах царапали пол. В руку мне больно вонзился осколокзеркала. Спина ныла от удара. Моей второй, взрослой, сущности уже не было. А яне боялся.

Может, я и сам по себе уже взрослый?

Рука Керта сгребла воротник Крыла, приподняла меня:

– Все, Данька.

– Ты хорошо рисовал, Керт, – выдавил я, жадно глотая воздух.

– Я и сейчас рисую. Хорошо рисую.

– Жалко, что я не увижу.

Осколок зеркала по-прежнему был в моей руке – тонкая стекляннаяигла. И эту иглу я аккуратно вонзил Керту в живот.

Руки Керта разжались. Он уронил и меня, и меч. Сталмедленно, почему-то клацая зубами, вытягивать осколок из тела.

У меня было лишь несколько секунд. Я нагнулся, хватая мечКерта. И вскрикнул от боли в обожженной руке.

Мечи Летящих не для меня. Наверное, во мне слишком многоСвета…

Носком ботинка я пнул меч, и тот послушно скользнул по полу,зазвенел, скатываясь по крутым ступенькам винтовой лестницы. Потом звон смолк –как-то сразу, видно, меч упал в проем. Но есть и еще один клинок…

– Затягиваешь, – сказал Керт, наступая ногой на меч Лэна.Видимо, он тоже не мог воспользоваться чужим оружием, мечом Крылатых. – Но ясильнее.

Конечно, сильнее. Мне все-таки четырнадцать… А ему двадцать.И в нем сила Тьмы, он на своей территории.

– Если бы не Лэн… – Керт скосил глаза на своего бывшегоМладшего. – Ты бы умер в горах. Обидно. Зря я его отпустил. Паршивец.

Очень спокойно, равнодушно он пнул Лэна в бок.

Лэну, разумеется, теперь все равно…

Мне – нет.

В этот удар я вложил все силы, что еще оставались в Крыле. Ивсю точность, которую мог дать Настоящий взгляд. Я толкнул Керта на Потаеннуюдверь.

Не знаю, чего я хотел. Чтобы Керт расшибся о камень или…

Керт пролетел метра три, прежде чем ударился спиной о Дверь.И она распахнулась – легко, словно ее открывали по сто раз на дню, – настежь,прямо в яркий солнечный свет, в толпу, спешащую по людной улице незнакомогогорода…

Летящий не издал ни звука. Он боролся молча – выбросилвперед руки, и из пальцев выдвинулись, цепляясь за дверной косяк, тонкиедлинные когти. Керт смотрел на меня, балансируя на грани миров, а за спиной егошли люди. Шли совершенно спокойно, не оглядываясь.

Может быть, они его и не видели. Но вот на Керта свет солнцадействовал. Он еще пытался втянуться обратно в дверь, но руки его уже каменели,и черная перепонка крыльев осыпалась невесомой угольной пылью – на идущихлюдей, на освещенный порог, на Потаенную дверь.

И вряд ли это пройдет бесследно…

С легким хлопком тело Керта взорвалось, рассыпалось прахом –лишь теперь люди внизу шарахнулись в разные стороны. И в тот же миг стенавокруг Потаенной двери не выдержала. Солнечный свет разъел ее, как струя пара –кусок льда. Каменная кладка с грохотом обрушилась наружу, и наступила тьма.

Потаенная дверь исчезла.

Я подбежал к проему, из которого плескало холодным ветром.Камни еще падали вниз – до земли было метров двести. То, что осталось от Керта,провалилось в мой мир.

В глубине души я чувствовал, что мог бы убить его и сам.Взять меч Лэна, ударить в тот миг, когда Керт пытался забраться обратно. Нохорошо, что этого делать не пришлось. Потому что я не должен был его убиватьсвоей рукой… не хотел бы.

Здорово он все-таки рисовал.

Я отошел от стены, вернулся к Лэну; сел рядом и стал неумелощупать пульс. Стоило глянуть один раз на его рану, чтобы бросить это занятие.

Но я все равно искал удары сердца, которое уже не билось.

Я так и сидел возле обвалившейся стены, держа на коленяхножны Настоящего меча и глядя на неподвижного Лэна, когда ко мне подбежалСолнечный котенок.

– Я знал, что ты не ошибешься, – только и сказал он.

– Ты все знаешь наперед, – без всякой злобы ответил я.

– Нет, Данька! Я не думал, что… что Лэн…

Он подошел к Лэну, потрогал ему лицо лапкой. Потом потерсямордочкой о щеку. И где-то в пустоте, которая была внутри меня, вспыхнуламаленькая теплая звездочка.

– Котенок, ты же теперь сильнее! Ты вырос! Ты почтиНастоящий волшебник, оживи его!

– Мне мешает «почти», – пробормотал Котенок и подошел комне.

Минуту мы смотрели друг на друга, потом я сказал:

– Все нормально, да? Последняя Потаенная дверь на Землюразрушена, Солнца здесь по-прежнему нет, мой друг погиб. Все хорошо.

С гор доносились порывы холодного ветра, словнообрадовавшегося случаю побывать внутри неприступной прежде башни. У ветра былзапах гари, сладкой гари сгорающих людей.

«Мы жили, – вспомнил я слова Шоки. – Мы привыкли кравновесию, а ты хочешь его разрушить».

– Равновесие Тьмы должно быть разрушено, – хмуро сказалКотенок.

И я понял, что теперь он может читать мои мысли.

– По-твоему, Тьма ушла? – спросил я и бережно положил ножныНастоящего меча на пол. Мне они больше не понадобятся… никогда. Потом я встал,подошел к Лэну, сел рядом и стал аккуратно разгибать жесткие, холодные пальцы,сжатые в кулак. Так, чтобы мертвый Лэн не дрался и после смерти.

– Что ты делаешь? – поинтересовался Котенок.

– Прощаюсь, – отрезал я и закрыл глаза. Расплакаться мнетолько не хватало.

– Данька, но мы победили! Не переживай так, Лэна не вернешь…

– Победили? А где солнце?

– Солнцем буду я.

– Что? – Я захохотал, не открывая глаз. – Ты? Карманнымсолнышком?

– Нет, довольно большим, – без тени иронии сказал Котенок. –Данька, здесь, в подвале, сотни тонн Солнечного камня. Я выпью его свет, ястану огромным, как эта башня, и буду светиться очень ярко.

Я еще ничего не мог понять.

– И надолго тебе хватит этого света?