Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не только ее, но и отца!..
Она не могла остаться наедине с собой.
Она была близка к истерике.
Просуществовав некоторое время в таком состоянии, словно ее,голую, при всем честном народе привязали к дереву и забросали собачьим пометом,Мика решила, что нужно что-то предпринять.
Он приказал ей что-то сделать, тот ужасный человек изтелефонной трубки. Тот безумец, который орал отвратительные слова. Он не могбыть Валей, но все-таки это был он, и она его боялась.
Так боялась, что даже заплакать не могла.
И она не знает, что ей делать!
И еще она близка к истерике!
Поэтому она позвонила Илье — а что ей оставалось?! Ее муж,хам и деревенщина, тем не менее был самым надежным человеком из всех, с кем ейприходилось встречаться. На жизненном пути, добавила она про себя, ожидая,когда телефон соединит с Ильей. С которым приходилось встречаться на жизненномпути.
Бывший муж к телефону не подходил. То ли трубку забыл вмашине, то ли занят, такое с ним случалось — он совершенно забывал про телефон,если его одолевали дела. Мика представляла себе дела в виде мелких мух, которыевьются над мужниной бритой головой, а он с тоской во взоре пытается их отогнатьи все шлепает и шлепает себя по лысине.
…И что это их всех теперь потянуло на бритые головы, думалаона, торопливо одеваясь и улыбаясь все той же странной улыбкой! Эта улыбка какпоявилась при телефонном разговоре, так и осталась на лице. Странная инеуверенная. И этот актер, с хриплым голосом и немыслимым носом, нынчепочитающийся красавцем, и какой-то певец, а может, спортсмен, и ее муж?Странная мода, по Микиному мнению, происходящая от недостаточнойобразованности!
Она кое-как оделась и даже не посмотрела на себя в зеркало.То, что не посмотрела, она отметила про себя с некоей печальной гордостью. Вотдо чего довела ее жизнь — ей уже не до зеркала!
Мике очень хотелось есть, но на кухню она не заходила, иботам, в раковине, лежал ее ночной трофей, с которого она тщательно смыла кровь,держа двумя пальцами за пластмассовую ручку. Потом намотала на кисть ком бумажныхполотенец, морщась, старательно протерла его и все полотенца засунула в пакет,а нож, отвернувшись, как нашкодившая кошка от содеянной в углу кучи, кинулаобратно в раковину.
Она не знала, что с ним делать! Ну откуда она может знать!Она тонкая, нежная, трепетная и вообще находящаяся на грани истерики!
Косясь, Мика проскочила дверь в кухню, замерла, подышалаоткрытым ртом и выскочила на лестницу.
Она должна ехать.
То, непонятное и опасное существо в трубке, приказало ейдействовать, и она должна действовать.
Прямо сейчас, немедленно.
А потом она придумает, куда девать нож. Обязательнопридумает.
* * *
Дело сделано. Оно была сделано даже лучше, чемпредполагалось сначала, потому что неожиданные обстоятельства облегчили емуработу.
Нет, все-таки все бабы — дуры. Даже не просто дуры,идиотки!..
Ту, что предала его так ужасно, он накажет.
Нет, он уже наказал ее, и ему весело было думать, как онасейчас страдает. Он заставил ее страдать, а она — коза драная! — думала, чтоему это не под силу.
Однажды он слышал интервью со следователем Генеральнойпрокуратуры. Следователь был молодой, ироничный мужик, на собеседниковпосматривал малость свысока — ах, как он мечтал, чтобы у него самого получалосьтак посматривать на людей! — и говорил всякие интересные вещи.
Такие интересные, что он даже не пошел к холодильнику завторой бутылкой пива, что редко с ним случалось.
Следователь объяснял, что есть разные категориипреступлений. В частности, две. Первая — преступления, которые раскрываются, и,соответственно, преступники, которых удается поймать. И вторая — преступления,которые не раскрываются, и, соответственно, преступники, которых поймать неудается.
И об этих, вторых, ничего не известно! То есть решительноничего — их нет! Их так и не удалось поймать! Никто не знает, какие они. Никтоне знает, что они думают, что чувствуют и как ведут себя, когда готовят своипреступления. Иногда эти преступления бывают очень сложными, иногда менее, нопро людей, которые их совершили, все равно ничего не известно.
Вот поэтому все зависит от того, кто совершает преступление.
Если человек достаточно умен и осторожен, изобличить егонельзя.
Нельзя!..
Он не даст так называемому следствию ни малейшего шанса. Онслишком умен и хитер, чтобы позволить себя поймать. Он обведет всех вокругпальца, а те, кто пытается его изловить, ничего не смогут с ним поделать,потому что они ничего про него не знают. Про его психологию, мысли и чувства!..
Потому что он умнее их.
С тех пор, с той самой передачи, он знал, что отомстит, носделает это так, что никто и никогда не сможет до него добраться? Он долгопланировал свое преступление, он знал, что оно должно быть сложным, но неслишком, с упоением рисовал схемы и чертил ведомые только ему одному знаки.
Да. Так и только так.
Он накажет беспутную бабу, переведет все стрелки на того,кого ненавидит, он уберет с дороги врага.
И это будет победа! Его победа, и в тайне он станет смятьсянад ними, потому что они никогда не узнают, кто так ловко и безошибочно сумелотомстить сразу всем, всем!..
Он представлял это себе так живо, так отчетливо, что даже поночам ему снился его триумф и их поражение.
Он воображал, как баба будет рыдать и метаться, как онастанет биться головой о стену — он видел такое в кино, — как тюлень будетворочаться, не понимая, как такое случилось и почему его вот-вот поволокут наубой.
Он воображал, как тюлень будет чувствовать себя на зоне,такой важный, такой уверенный в себе, такой большой начальник, которому довсего и до всех есть дело — с уголовниками в лагерном бараке! Они, по слухам,не любят выпендрежа, а тюлень горазд повыпендриваться, и жизнь у него там будетне сахар. Хорошо, если не «опустят», а ведь могут, могут!.. Он хохотал,представляя себе тюленя в роли последней лагерной шлюхи. Он на самом делехохотал, и пиво проливалось на живот и на майку, и ему радостно было думать отом, что он уже все знает, что он уже давно все решил, а они еще ничего незнают, и остались уже считанные дни — совсем немного!
Дело, подвернувшееся ему попутно, казалось гораздо менеезначительным, но и его он доведет до конца. Отныне он все свои дела станетдоводить до конца, не зря же следователь из телевизора учил его именно этому!