— Так ты его все-таки убил?

Он с размаху сел на стул, с которого Анфиса скинула бумаги.Сел и поставил ботинки на чистые листы. И взялся за голову.

— Я не помню! — сказал он и кулаками постучал себя по бритойбашке. — Я не помню!! Мне… плохо стало, я очнулся, а рядом Димка. Мертвый уже,понимаешь? Зарезанный. А я не помню! Ну ничего не помню!

Анфиса, поглядывая на него, стала ходить по комнате, от окнадо стены. Руки она сложила на груди и теперь держала себя за локотки.

— То есть ты хочешь сказать, что это ты его зарезал и непомнишь. А где ты его зарезал?

— В машине!!! В машине, черт побери!

— Как ты туда попал?

— Я сверху увидел, что по территории кто-то… шастает,короче! Я вниз, а там темно, за фурами. И никого нет вроде. Я думал, показалосьмне. Я туда-сюда, подогнал машину и больше ничего не помню. Меня в чувство…вохровец привел. И он ментов вызвал. Утро уж было.

— А синяк у тебя на голове откуда?

Он перестал раскачиваться на стуле и поднял на нее глаза.

— Где?

— Вот. — Она легонько дотронулась до его макушки. — Синяк.Вчера у тебя его не было.

Он тоже потрогал свою макушку. Ощущение было такое, словноон дотрагивается до затекшей руки или ноги — странный холод и мурашки по телу.Он еще потрогал, а потом сказал неохотно:

— Откуда я знаю! Ну, может, стукнулся обо что-то!

— А когда ты в машину садился, головой бился обо что-то илинет?

— Да что я, дурак, что ли, головой биться?!

— Ты это… точно помнишь?

— Помню, блин!

— Значит, что головой не стукался, ты помнишь, а что убивал,не помнишь?

— Не помню, блин!

Анфиса остановилась у него за спиной и расцепила руки.

— А огнетушитель откуда?

Он задрал голову и посмотрел на нее, как на душевнобольную:

— Ты че? Сдурела, да?

— Огнетушитель, — совершенно хладнокровно продолжала Анфиса.— Нет, ну до СИЗО у тебя еще куча времени! Может, потратим его с пользой?

Он моргнул.

— А?

— Огнетушитель стоит в темном углу, у тебя в подъезде, а тыговоришь "А"! Почему он там стоит? У него там место?

— Огнетушитель?

— Господи, — от души сказала Анфиса, — ну какой ты тупой!

— Я не тупой. Огнетушитель я снял, когда на улицу выскочил.Ну когда увидел, что по двору кто-то шастает! Я выскочил, в руках у меня небыло ничего. Ну, я и снял со стены огнетушитель-то!

— А потом зарезал зама, — подсказала Анфиса.

Бывший сэр Квентин и будущий узник воли промолчал.

— А потом кто-то из вас, то ли твой зарезанный зам, то ли тысам в сомнамбулическом состоянии, встал и отнес огнетушитель в подъезд.Правильно я понимаю?

За серым стеклом пошел серый дождь, и в комнате потемнело, истало как-то так маятно, как будто дождь этот шел всегда, и будет идти всегда,и никогда не кончится, а если и кончится, то вместе с ним кончится жизнь, такаяже серая и маятная, как этот дождь. И хорошего больше ничего и никогда небудет.

Весна. Пора любви.

Илья молчал, и Анфиса продолжала, стремясь отделаться отмыслей о весне и дожде, начавшемся так некстати:

— Если ты не носил огнетушитель, логично предположить, чтоэто сделал убийца. Да или нет?

— Да.

— Тогда, может, за оставшиеся три часа мы попробуемразобраться? Если уж тебе не надо в СИЗО прямо сейчас, а я на работу все равноопоздала!

Илья Решетников вскочил со своего стула и одним махомпересел за стол. Пересевши, он вдруг стукнул кулаком по бумагам, но вышло тихо,неубедительно.

— Я не собирался никого убивать Тем более Димку! За что мнеего убивать?! Но, черт подери, я ничего и никому не могу объяснить, и все из-заэтих проклятых обмороков! Все в конторе знают, что я… что у меня… Что я впоследнее время… того!..

— Илья, никогда в жизни я не слышала, чтобы кто-то кого-тоубил в бессознательном состоянии. Так бывает только в кино! Когда нужно длясюжета. Во сколько приедет твой одноклассник? Как его? Витек?

— Игорек. Никоненко.

— Во сколько он вернется?

Илья Решетников глянул на часы.

— Сказал, что к пяти.

— Значит, до пяти мы должны найти убийцу, — заключилаАнфиса. — Правильно я понимаю? Ну, разумеется, в том случае, если не ты убил.

— Да не знаю я! Я ж тебе говорю — в бессознанке был!

— Я училась в мединституте, — объявила Анфиса громко, — и ятебе ответственно заявляю — твое состояние по симптоматике на сомнамбулизм илилунатизм не похоже.

— Чего ты говоришь?!

— Я говорю, что ты мне должен объяснить, какие дела у тебябыли с замом. Только и всего.

Илья Решетников некоторое время посидел, словно не в силахповерить в такую женскую наглость, потом покрутил головой и фыркнул. Анфисаподошла к двери в приемную и широко ее распахнула.

Мужики, толпившиеся возле Раисиного стола, все, как покоманде, обернулись. Лица у них были скорбные, будто на подбор.

— Здрасти, — пробормотал вежливый Гена, завидев Анфису,повернулся и дернул бровью, словно призывая своих оценить барышню, котораяпосетила шефа в столь… неоднозначное время.

— Здрасти, — ответила Анфиса и обернулась к Илье:

— Как зовут твою секретаршу, я забыла?

Он выбрался из-за стола и подошел к ней.

— Раиса.

Увидев его, мужики потупили глаза и насупили брови, какбудто выносили гроб с покойником.

— Дорогая Раиса, — провозгласила Анфиса Коржикова, — я хочукофе с сахаром и взбитыми сливками. Кофе нужно сварить, а не насыпать из банки.Поэтому вы сейчас же пойдете в магазин и купите его. Там же вы купите сливки. Вбаллончике. Они не очень, но выбора у нас нет, до приезда майора Никоненкоосталось очень мало времени. — По приемной что-то прошелестело, словно ветерпрошел, но никакого ветра не было. — Все остальные маршируют в комнату отдыха,сидят там и ждут, пока Илья… как тебя по отчеству?

— Сергеевич.

— Пока Илья Сергеевич их не позовет. У вас есть комнатаотдыха?