— Кто оно?

Тут он поднял на нее глаза. Абсолютно несчастные и оченьсердитые.

— Вы кто? — спросил он.

Анфиса неторопливо стянула с плеч дубленку и пристроила еена вешалку, поверх длинного кашемирового пальто.

Вот черт побери, как все сэры в последнее время полюбиликашемир, хоть бы и на автобазе.

— Не придуривайтесь, — велела она хладнокровно. — Вы отличноменя помните. Я Анфиса Коржикова. Я бинтовала ваши раны на поле боя, — и онаподбородком указала на его щеку. — Вы заказали мне расследование и обещали денегдать.

— Никакого расследования, — отрезал тот, — тут милицииполно. Теперь ихнее расследование будет.

— Нужно говорить «их», а не «ихнее», — невозмутимо сообщилаАнфиса. — Почему здесь полно милиции?

— Слушай, дамочка, ты отвянь от меня, а? — попросил он иопять стал читать бумажки. — Ну, не до тебя мне, ей-богу!

— Не отвяну, — сказала Анфиса, свалила на пол кучу листов,вытащила стул и уселась. Листы упали безобразной кучей.

Илья Решетников проводил их глазами и вдруг рассвирепел:

— Ты чего это тута швыряешься, а?! Расшвырялась! Это тебе неКурский вокзал, ты мне всю почту перебуровила! Давай вали отсюда, а?

— Надо говорить «тут», а не «тута»!

— Мне плевать, как надо, а как не надо!

— А раз плевать, так и говори грамотно!

— А я грамоте, блин, не обучен!

— Раз читать умеешь, значит, обучен!

— А тебе какое дело, умею я читать или не умею!

— А мне никакого дела нету!

— Ну и вали отсюда! Вали, вали, пока цела! Пока я тебя вокно не выкинул!

— Не выкинешь ты меня в окно!

— Да почему не выкину-то?! — совершенно потерялся ИльяРешетников и стал подниматься из-за стола. — Давай, давай отсюдова на фиг!

— Надо говорить «отсюда», а не «отсюдова»!

— Да блин!!!

— Да не блин! — перебила его Анфиса. — А на окнах у тебярешетки, и ты меня не выкинешь, понял!

— Да не фига я не понял! Мне пять часов дали, чтобы дела впорядок привести, а тут ты лезешь! Лезут, блин, всякие! Дверь открыта, чешиотсюда!

Выговорив «отсюда», а не «отсюдова», он вдруг замолчал иулыбнулся.

— Отлично, — хладнокровно похвалила Анфиса. — Молодец. Атеперь скажи мне, что случилось.

Он несколько секунд колебался — плюхнуться обратно в креслоили вылезти из-за стола — и предпочел вылезти. Анфиса следила за ним глазами.

— Куришь, нет?

Она отрицательно покачала головой. Илья достал сигарету,прикурил и посмотрел на нее сверху и сбоку.

— Слушай, — вдруг удивился он, — а я ж тебя видел!

Она повернулась, склонила голову к плечу и поднялаподбородок, ну ни дать ни взять принцесса Уэльская на приеме! Королева Непала,блин!..

— Ну, конечно, видел, — сказала она спокойно, — или тывправду ненормальный? Хотя… вроде не похоже. Мы встретились в аптеке. Ты былраненый командир, а я полевая медсестра.

— Да я тебя еще раньше видел, — сказал он с удовольствием, —ну конечно, а я все думаю где!.. На остановке. Ты из машины выбралась изачем-то в троллейбус ломанулась. Ты зачем из машины в троллейбус ломанулась?

Анфиса помолчала, разглядывая его, а потом сказала:

— Это не имеет значения. Я тебе потом расскажу. У меня —своя игра. Ты мне лучше скажи, что у тебя случилось.

— У-у, — промычал он, прикуривая, — у меня жуть чтослучилось. Тебе не понять, радость моя. Вали в свою аптеку, спасибо, что зашла.

Анфиса, поднялась со стула, переступила через бумажную гору,одернула узкий пиджачок и подошла к сэру Квентину.

— Значит, так, — сказала она и помахала рукой, разгоняя дым.— На работу я уже все равно опоздала, и полную смену мне не зачтут. Давайбыстро расскажи мне, в чем дело, и мы попытаемся разобраться.

— Мы?! — переспросил сэр Квентин, поразивший два десяткасарацинов в первом крестовом походе. — Мы попытаемся разобраться?

— Мы, — хладнокровно подтвердила Анфиса, — именно мы. Тыменя для чего нанимал? Для того, чтобы я разобралась, кто тебя травит. Еслитебя сначала травили, а потом убили твоего зама, значит, дела совсем плохи. Такя понимаю или не так?

— Я так понимаю, — сказал он с ударением на слове"я", — что мне Игорек три часа дал, чтобы я дела в порядок привел. Аты мне мешаешь.

Анфиса помолчала. Внизу, за мутным стеклом, виднелись крышифур, похожие сверху на цветную пастилу — длинные ровные палочки. И «мерин»стоял как-то поперек.

Нелогично.

— Два вопроса, — проговорила она сухо. — Кто такой Игорек? Ипочему три часа? Вначале было пять!

Илья Решетников опять засмеялся.

— Молодец, — похвалил он от души, — просекаешь!

— Что… я делаю?

— Ну, — он помахал сигаретой, — ну, схватываешь на лету,значит.

— Так сколько часов? Три или пять?

Он отвел опять глаза и потер бритую голову рукой с зажатойсигаретой.

— Три. Наверно, три. А Игорек Никоненко — мой дружок, мент.Он майором на Петровке. Знаешь, да? Лучше у Петрова на Майорке, чем у майора наПетровке. Ну, он майор, значит. Опер. Мы в Сафонове в одну школу… того… ходили.

— И что этот майор?

— Ну, он следом приехал, за этими, которые районные. Онприехал, и… не стал меня сразу сажать. Если меня сразу посадить, так это…контору закрывать надо. Прямо с ходу. Замок амбарный вешать. А он не стал.Говорю же, в школу вместе ходили! Он говорит — дела доделай, и я за тобойвечером приеду. А ты мне мешаешь! Иди уже, а?

Он докурил, рванул раму — она не открылась, — распахнулфорточку и кинул наружу бычок.

— А ты что ему сказал, этому самому Игорьку?

— А что я? Сказал — спасибо тебе, браток! Вот теперь мненадо бабки подбить и… в СИЗО.

— Чего ты там не видел?

— Где?

— В СИЗО.

Он начал сердиться, но Анфиса не сдавалась:

— Зачем тебе надо в СИЗО? Или ты убил? Кого ты убил? Зама?

Илья Решетников кивнул быстро и виновато:

— Диму Ершова.