Он не войдет в историю, потому что о нем никто, никогда иничего не узнает. Он убивает не за тем, чтобы попадаться.

Он не войдет в историю, да ему и не надо, самое главное, чтоон накажет их всех, разом, и один будет знать, что это дело его рук. Емудостаточно того, что об этом знает он сам.

Да, вполне достаточно.

Он сейчас же отправится туда и станет свидетелемсобственного триумфа!

Он знал, что преступления, как правило, раскрываются погорячим следам, и был абсолютно уверен, что никаких следов не оставил.

Он ни за что не попадется, и это самое главное.

* * *

Анфиса Коржикова вошла в тесный асфальтовый двор,заставленный большегрузными машинами — откуда они взялись в центре Москвы? — иогляделась по сторонам.

Посреди двора, как-то боком к выезду, стояла здоровеннаяпредставительская машина, и было видно, что стоит она тут как бы «неспроста», иАнфиса вдруг подумала, что стряслась беда.

Ощущение беды было разлито повсюду — даже в том, как стоялаэта машина, мешая всем, и фуры, выстроенные в ряд за ней, выгляделибеспомощными, как слоны в клетке, недоумевающие, как они туда попали. И в том,как возле крыльца с длинным козырьком столпились какие-то мужики и курили, тожебыло ощущение беды. Они казались странно возбужденными и как будтосдерживающими возбуждение. На Анфису посмотрели мрачно, даже разглядывать нестали, а обычно ее разглядывали.

Она отвернулась от мужиков и осмотрела асфальт, на которомтаяла переливчатая масляная пленка. Худосочные московские липы по периметруасфальтового пятачка выглядели очень черными, словно сожженные огнем илиморозом. На них сидели нахохлившиеся галки, по две на каждой. За низкойкирпичной стеной грузили что-то металлическое, сильно лязгающее.

— Коля, Коля, тудыть твою!.. — громогласно распоряжалисьтам, за забором. — Ты тудой не бросай, ты сюдой бросай!..

Под стеной еще не растаял снег, из-под темной кучи теклиручьи, смывали масляную пленку с асфальта, под фурами собирались лужи.

Анфиса точно не знала, куда идти, но дверь была всего одна —в углу, та, у которой курили мужики, и она решила, что идти надо туда, и дажеспрашивать не стала. Ну их, этих мужиков!..

На лестнице было сыро, пахло кошками и штукатуркой, а устены валялся огнетушитель. Может, ночью здесь был пожар?..

Лестничка поднималась до третьего этажа. На втором стоялидва продавленных кресла и кофейный автомат, а дверей никаких не было. Анфисазадумчиво изучила автомат, задрала голову и посмотрела наверх. На площадкестояли еще какие-то люди, гомонили, голоса эхом отдавались от стен.

Анфиса оробела.

Она дошла до третьего этажа, люди на площадке расступились ипримолкли, и Анфиса очутилась в тесной приемной, где почему-то орал телевизор иза высокой стойкой сидела секретарша с совершенно бессмысленным лицом.

Анфиса никогда не видела у людей более бессмысленных лиц.

— Здравствуйте, — сказала она осторожно. — А как мнеувидеть… Илью Решетникова?

Секретарша скривилась, будто собиралась зарыдать, нораздумала и выпалила, что Илья Решетников сейчас занят и разговаривать спосторонними никак не может.

Этого Анфиса не ожидала. В конце концов, кто кого просил опомощи — она его или он ее?!..

— Но он назначил мне встречу и просил меня…

Хлипкая белая дверь распахнулась и на пороге возникнепосредственно сэр Квентин. Выглядел он скверно.

— А-а, — промычал он, завидев Анфису. — Здрасьте.

И прошел мимо нее к секретарской стойке.

— Здравствуйте — поздоровалась Анфиса с его спиной.

— Раиса, позвоните моей матери и скажите, что вечером яприехать не смогу, — распоряжался сэр Квентин. — Всех водителей, которые должныбыли сегодня уехать — немедленно ко мне. Вызовите Серова с Дмитровки, скажите,что он мне срочно нужен.

Секретарша таращилась на него, и глаза у нее медленнонаполнялись слезами.

Что здесь происходит?! Куда она попала?!

— Раиса, вы что? Оглохли?! Выполняйте, сейчас же!

— Хорошо, Илья Сергеевич, но только я…

— Раиса! — прикрикнул он, вернулся в кабинет и захлопнул засобой дверь.

— Вот видите! — воскликнула несчастная секретарша, котораяутром называла ее Алисой Мурзиковой. — Вот видите, как все ужасно!

— Да что здесь случилось?

— Убийство, — простонала секретарша и шмыгнула носомотчаянно, — у нас ужасное, ужасное убийство!

Этого Анфиса никак не ожидала, и ей стало не по себе.

— А… кого убили?

— Заместителя нашего убили! Диму Ершова, — выговориласекретарша и зарыдала в голое, — Димочку… убили.

— Кто его убил? Когда?

— Ночью убили. Прямо тута, на работе! Ди… Димочка домойсобирался пораньше, а его… убили!..

— Кто убил?!

— Начальник, — икающим шепотом возвестила секретарша, — у-у,бандитская морда! Он и убил!

— Как?!

Но добиться от Раисы чего-либо связного не представлялосьрешительно никакой возможности.

У Анфисы был выбор. Она могла немедленно вернуться на работуи больше никогда не вспоминать сэра Квентина по имени Илья Решетников. Онамогла быстро и аккуратно унести ноги, сохранив таким образом собственное спокойствиеи похваливая свою интуицию за то, что она никогда ее не подводила. В концеконцов, этот самый Решетников произвел на нее ужасное впечатление с самогоначала.

Но… это была не правда.

Он показался ей смешным, растерянным и абсолютно безобидным.Если бы не Петр Мартынович и его привидение, она бы даже посочувствовалаКвентину — в конце концов, никто не имеет права просто так травить честныхлюдей, да еще таким образом, чтобы они посреди улицы падали в обморок и незнали потом, где были и что делали.

И потому она выбрала второй вариант, которого не было впервоначальной программе. Посмотрев на Раису, она хотела что-то спросить, но нестала, решительной рукой открыла дверь и вошла в кабинет.

Илья Решетников сидел за письменным столом, читал и швырялна пол какие-то бумаги. Бумаг была целая куча.

— А говорят, вы человека убили, — с порога произнеслаАнфиса, — правду говорят или врут?

— Врут, — не поднимая глаз, ответил Решетников и очереднуюбумажку швырнул не просто так, а скатал в комок и кинул его в стену. Комокотскочил и приземлился на диван, где уже валялось несколько таких комков. —Хотя со стороны оно выглядит… похоже.