никому, кроме тех, кто был напрямую связан с Квиком. Именно потому-то её было так легко пропустить мимо ушей.

Они подходят к канаве рядом с тем местом, где обнаружили останки Чарльза. Квик замечает тропинку, протоптанную полицейскими и криминалистами, которые исследовали этот участок на протяжении нескольких недель.

— Думаю, нам сюда, — говорит Квик.

Сделав пару шагов, он останавливается в замешательстве.

— Не смогу сам дойти до этого места.

Его заводят в лес, и на плёнке слышно, как Квик произносит:

— Нужно сделать столько же шагов, сколько мы делали в Сэтере со Свеном-Оке. Триста…

«Когнитивные методы допроса» снова показали свою «эффективность».

Сеппо Пенттинен поддерживает Квика и ведёт его в лес. Через триста шагов они видят нужное место. В поисках костей, растащенных по всей округе лисами и другими животными, криминалисты перерыли участок приличных размеров.

Пенттинен помечает в своём блокноте: Квик «чрезвычайно возмущён разрытой землёй и повреждённым слоем мха».

Раньше Квик рассказывал, как сидел то ли на камне, то ли на пне. Вдруг он видит большой камень и пытается показать, как сидел на нём после убийства Чарльза. Тёмная ноябрьская ночь не доставляла ему никаких неудобств. Квик отчётливо видел как своего сообщника, так и жертву.

Каждый, кто хоть раз бывал ночью в лесу, хорошо понимает: здесь что-то не так. В норрботтенском лесу в два часа ночи в ноябре никто не в состоянии разглядеть даже собственную руку. Квик же утверждает, что прекрасно видел землю и мог отличить ёлки от сосен. Как такое возможно? Этим вопросом не задался ни один из присутствовавших.

Руководствуясь рекомендациями Свена-Оке Кристиансона о когнитивных методах ведения допроса, полиция принесла на место преступления манекен, который должен был обозначать Чарльза Зельмановица. Пенттинен просит Квика положить манекен так, как лежало тело Чарльза.

По разрытой земле видно, в каком месте оно находилось, но как оно располагалось — совсем не очевидно. Квику может повезти: вероятность угадать — ровно 50 %. Он кладёт манекен и ошибается на 180 градусов.

Пенттинен уточняет: точно ли именно в таком положении Квик оставил мальчика?

— Да, мне так кажется. Думаю, да, — отвечает Квик.

Свен-Оке Кристиансон пытается вмешаться и жестами призывает Квика обратиться к собственным чувствам и воспоминаниям.

— А не попробовать ли нам положить манекен ещё и вот так? Ну, чтобы обратиться и к чувственному восприятию?

Но Квик отказывается поворачивать манекен, и эту работу, следуя указаниям Кристиансона, приходится выполнять Пенттинену. В итоге манекен наконец удаётся расположить правильно.

— Не знаю, будет ли это видно на записи, но Томас активно кивает, — поясняет Пенттинен, глядя в камеру.

Андерс Эрикссон задаёт несколько вопросов о расчленении тела, но Квику явно непросто дать на них ответ. Он не уверен, что отрезал руку, но если да, то она осталась лежать на месте преступления.

— А что случилось с кистями? — интересуется Пенттинен.

Но Квик больше не желает во всём этом участвовать.

— Я не могу, не могу… Больше нет сил.

Он рыдает, всхлипывает и трясётся.

— Мне нужна ещё одна таблетка «Ксанора» — пусть будет передозировка, мне плевать…

— Да-да, — раздаётся сразу несколько голосов.

— С последнего приёма прошло уже много времени, — подтверждает Биргитта Столе.

Один из врачей Сэтерской клиники протягивает Квику баночку с таблетками. В лесу начинает смеркаться, и монотонный плач Квика постепенно сменяется гортанным мычанием.

Когда Квик наконец успокаивается и замолкает, группа покидает лес с торжествующим видом. Харри Нюман предусмотрительно забронировал столик в единственном в мире ресторане, где подают исключительно пальты [31] — это «Пальтцерия» к северу от Питео. Поход в ресторан Стуре Бергваль вспоминает со смешанными чувствами:

«Все были так рады! Счастливее всех выглядел Сеппо Пенттинен. Нам принесли много разных видов пальтов, и мы с удовольствием поглощали их. Было что отметить: это же праздник в честь убийцы, который успешно выдержал следственный эксперимент! Как отвратительно и жутко…»

Кристер ван дер Кваст тоже был в восторге и, вернувшись домой, написал в полицию Питео:

«Хочу выразить огромную благодарность за неоценимую помощь, оказанную полицией Питео под руководством комиссара Харри Нюмана во время следственного эксперимента, проводившегося с Томасом Квиком в Питео 21 августа, и за прекрасную организацию мероприятия, завершающего этот эксперимент».

Жуткое представление

В то лето благодаря СМИ образ «беспощадного серийного убийцы Томаса Квика» оформился более чётко.

Новые эксперты в области психологии с уверенностью заявляли: Квик действительно убил пятерых мальчиков. Профессор судебной психиатрии Ларс Лидберг, привлечённый в качестве эксперта прокурором ван дер Квастом, вынес собственный вердикт в деле Зельмановица ещё до оглашения приговора:

«Я считаю, что Томас Квик совершил все те убийства, в которых сознался. Ничто не указывает на то, что он сочиняет, преувеличивает, пытается показаться значимым или произвести впечатление рассказами о своём прошлом», — сказал Лидберг газете «Экспрессен» 3 ноября 1994 года.

Разумеется, маньяк, подобный Томасу Квику, должен оказаться за решёткой — но, по мнению Лидберга, этого было недостаточно:

«Если он не согласится на стерилизацию добровольно, всегда можно сделать это принудительно».

Для маньяка Томаса Квика ни одно наказание не могло считаться слишком суровым и никакие меры безопасности не казались достаточными.

«Такие со временем становятся только хуже, они не могут перестать совершать преступления», — объяснял ван дер Кваст «Экспрессен» 18 октября 1994 года.

За этот период в медицинском журнале Томаса Квика записей практически нет, однако редкие пометки говорят о том, что дозы бензодиазепинов постоянно увеличиваются, а рассказы о его поведении ясно дают понять: лечение выходит из-под контроля.

2 мая 1994 г.

Сегодня во второй половине дня у Томаса случается сильная паническая атака. Он подходит к персоналу и говорит: «Я схожу с ума, помогите мне». Ему дают таблетку «Ксанора» и отводят в музыкальный зал, где он ложится на пол и начинает кричать. Персонал пытается сдерживать его. Приблизительно через сорок пять минут всё заканчивается.

6 июня 1994 г.

Во время терапевтической беседы с Томасом случается сильная паническая атака. Мы удерживаем его какое-то время, затем даём таблетку «Ксанора». Когда приступ заканчивается, разговор возобновляется. В час дня у него происходит новый приступ; мы обнаруживаем его в терапевтической комнате. Он раздет и находится в состоянии сильного отчаяния. Принимается решение фиксировать его к кровати.

На терапевтические беседы раз за разом приглашаются санитары, которые дают Квику лекарства и держат его, чтобы он не поранился. Сегодня многие сказали бы, что подобные записи, говорящие о необходимости давать пациенту огромные дозы наркотиков и связывать его, — это признаки неудачной терапии. Однако в Сэтерской клинике реакция Квика на терапевтические методы Биргитты Столе рассматривалась, напротив, как величайший