«Неужели он понял? Неужели?» – быстрой ласточкой пронесласьмысль.

Но выяснять это времени уже не было. Змиулан вбирал воздухдля нового огнеметания. Бросив контрабас вбок, Таня скользнула вдоль егодлинной шеи и, развернувшись у морды, метнула мяч тем коротким и мощнымброском, который они сотни раз отрабатывали на тренировках. На одно мгновениеей почудилось, что от волнения она промахнулась, но тотчас яркая вспышкарассеяла все ее сомнения.

– ГООО-О-ОЛ! Леопольд Гроттер позволяет Тане заброситьпламягасительный мяч! Тринадцать – три! Сборная Тибидохса забросила мяч напредпоследней, пятьдесят восьмой минуте игры! Теперь матч невидимки – Тибидохсуж точно состоится, клянусь своим пылесосом и вашим чувством юмора! –завопил Баб-Ягун.

Стадион взревел. Болельщики Тибидохса срывались со своихмест, кричали и обнимались. Циклопы и тридцать три богатыря спешно смыкалиряды. Они уже знали, что сейчас восхищенные зрители будут ломиться на поле,чтобы разорвать все живое на автографы.

Персидский маг Тиштря пожелтел, как лимон. Графин Калиостровпосинел, как слива. Бессмертник Кощеев открыл было рот, чтобы отменить мяч, нопосмотрел на Тарараха и благоразумно промолчал, дорожа ювелирными зубами ипосеребренной черепушкой.

Но Таня ничего этого не замечала – она смотрела на отца.

А тот, с высоко поднятой непокорной головой, вдохновенновскинув руку со смычком, делал последний, прощальный круг вдоль защитногокупола. Илья Муромец, Аргус, Геракл, Кентавропег и другие «вечные» с молчаливымукором смотрели на Леопольда Гроттера, проносившегося мимо них на своемконтрабасе. Однако Ле-Гро не замечал их. Сборной вечности, казалось, уже несуществовало для него. У Леопольда оставалась всего одна минута в этом мире,последняя, но это была его минута, и он пил ее до дна, как чашу, использовалее, чтобы навек проститься с Тибидохсом, с горами, с Буяном, с ЗаповеднойРощей…

Потом, когда время почти истекло, он подлетел к дочери икоснулся сухой ладонью ее щеки. Отец что-то негромко сказал ей, но Таня неслышала его слов, да и не могла их слышать, а видела лишь, как шевелятся егогубы. Таня поняла, что он прощается, прощается навсегда, и напоследок говоритей что-то утешительное и даже веселое. Их контрабасы летели рядом, и этодлилось бесконечно долгий, бесконечно запоминающийся миг, а потом контрабасЛеопольда стал вдруг останавливаться и отставать…

Таня поняла, что это означает, и закричала. Но это ничего неизменило и ничему не могло помочь. Вначале прозрачным стало тело Леопольда,затем контрабас, и, наконец, последним пропал смычок…

– ПАПА! – крикнула Таня, но Леопольд Гроттер неслышал ее.

В тот же миг в разных концах поля исчезли Фрол Слепой,барон, Гермес, Кентавропег и Дионис, он же Вакх, с высоко поднятой заздравнойчашей, из которой лилось красное как кровь вино…

Последним растаял погасший Змиулан. Огненный драконпревратился в белое облако. Там же, где он только что был, в воздухе бестолковоповисли проглоченные игроки, живые, хотя и порядком потрепанные. Они еще неупали, а к ним уже с ухарскими криками бежали пьяненькие санитары, робко, нобезнадежно пытаясь поймать их на носилки.

Что было дальше – Таня не помнила. Она даже не знала, как ейудалось снизиться и сесть. Несколько минут просто выпали у нее из памяти.Очнувшись, она обнаружила, что стоит на поле, уже без контрабаса, средибушующей толпы прорвавшихся зрителей.

Она что-то кричала, рвалась куда-то как безумная, рядом жестоял академик и, положив руку ей на плечо, мягко и убеждающе говорил:

– Прошу тебя, успокойся, девочка моя. Твой отец никогдабольше не появится в сборной вечности. Он дал забить мяч – и это был егосознательный выбор. Он спас тебя и ушел… Ушел в бессмертие.

Таня вскинула лицо, мокрое от слез, и с надеждой взглянулана академика. Она не задавала никакого вопроса, но он прочитал ее мысли.

– Нет! Не буду обманывать. Больше вы с ним никогда неувидитесь. Во всяком случае, в этом мире, – сказал Сарданапал.

Уже в третий раз Таня пыталась сосредоточиться на сербскихсказках, которые взяла у Ваньки, чтобы хоть как-то отвлечься. И в третий раз унее ничего не получалось. Она могла думать только об отце. Раз за разом онапроигрывала в памяти каждый момент матча, каждый бросок Леопольда Гроттера,каждую его улыбку.

Она никогда не забила бы гол, если бы не отец. Он дваждыспас ее – от защитников и от драконьего пламени. Он вывел ее на дистанцию дляброска. Он пожертвовал ради нее своим местом в сборной вечности. И все это отецсделал по одной лишь догадке, даже не зная наверняка, что перед ним его дочь.

«Он спас тебя и ушел… Ушел в бессмертие», – сказалСарданапал. Вот только что он имел в виду под бессмертием? Людскую ли памятьили Потусторонний Мир, откуда он уже не сможет вырваться?

«Если Потусторонний Мир – клянусь, я пойду туда за тобой ивытащу тебя. Рано или поздно, но я это сделаю. Не знаю как, не знаю когда, ноклянусь, что так и будет», – решила Таня.

Перо Феникса, которое она держала в руке, едва ли помня обэтом, само собой заскользило по бумаге, изредка ныряя в чернильницу. ВнезапноТаня увидела на листе профиль отца, похожий даже более, чем можно было ожидатьпросто от наброска. Да, это был рисунок, но в то же время нечто гораздобольшее. Таня Гроттер ощутила, как перстень Феофила Гроттера слегка разогрелся,и, поняв, кого надо благодарить, ощутила к старому ворчуну симпатию.

Теперь у нее был портрет. Глядя на него, она моглапредставлять отца – и это было уже немало. Несколько минут Таня, не отрываясь,жадно смотрела на него, изучая каждую его черточку. Пипа, бросавшая на нееполные любопытства взгляды, благоразумно воздерживалась от замечаний. Она сдетства неплохо изучила Таню и отлично знала, что существуют моменты, когдалучше промолчать.

Наконец Таня тряхнула головой, отгоняя наваждение, и вновьуставилась в книгу. Несмотря на то что Ваньке было, как и ей, четырнадцать, он,кроме учебников и справочников по ветеринарной магии, читал почему-то толькосказки и мифы, к другим же книгам проявлял абсолютное равнодушие. «Сказки имифы не ложь. В них есть смысл. В беллетристике же смысла нет. Раз так – зачемтерять время?» – говорил он.

– Читать или не читать? Что же со мной, наконец,такое? – строго спросила у себя Таня.

«Одна голова пожирает людей, другая – скот, третья – рыбу.Он любит ночь и боится солнечного света. Когда же гадают, будет ли война, жрецыпроводят вороного коня трижды через девять копий», – зацепила она взглядомнесколько строк на середине страницы.

Это ее захватило, и она читала всю ночь, почти до рассвета…

* * *