Ягун решительно отодвинул замешкавшегося Поклепа, распахнулраму, завел аккуратный лотковский пылесосик и через окно, чтобы не видели те,что остались в коридоре, повез Катю в магпункт. Это было еще одно нарушениешкольных правил, но о нем никто уже не вспомнил. Даже у завуча хватило умавоздержаться от комментариев.

– Третья жертва! У Склеповой отняли магию, у Гломова –силу, у Лотковой – красоту… Если Сарданапал и теперь не произнесет заклинания,то я даже и не знаю, – пробурчал он.

Четвертый курс, столпившийся в коридоре у дверей комнатыКати Лотковой, изнывал от любопытства. Увидеть, что происходит внутри, былоневозможно – все закрывали рыхлые животы и круглые бороды циклопов. У каждогоиз них в глазах светилась такая самозабвенная глупость, что связываться с нимибыло просто опасно.

Уроки были сорваны. О занятиях никто больше и не вспоминал.Преподавателям было не до того. Один Безглазый Ужас готов был сейчас читатьсвою лекцию, но поскольку он вообще не различал живых и мертвых, то его любимойисторией было следующее: он гулял как-то по полю брани, где лежало десять тысячубитых солдат и около трех тысяч мертвых лошадей. «Я выл, я рыдал, яразбрасывал свои внутренности! Я был в ударе! Я рассказывал о ПотустороннихМирах – и вообразите: ни одного глупого замечания! Ни одной неуместной репликис места! Не то что у нас в Тибидохсе!» – тронуто говорил Ужас.

Старшекурсники с любопытством косились на дверь. Ужедовольно давно в комнату к Лотковой вошел Сарданапал, и теперь все гадали, чтоон там делает.

– Пожалуй, я слегка поколдую. Уж больно интересно, чтоу них там, – осторожно расталкивая однокурсников, сказал Шурасик.

– «Ушкус намакушкус!» наверняка заблокировано, –со знанием дела заявила Дуся Пупсикова.

– Да будет тебе известно, Пупсикова, ушкусом в нашевремя пользуются только конченые дебилы. Культурная магщественность итехническая магтеллигенция, впервые столь удачно представленные в моем лице,давно применяют «Спецслужбус прослушкус!» – важно сказал Шурасик и выпустилискру – очень осторожно, чтобы в комнате не увидели вспышки, и в тот же миг всеуслышали голоса.

– Ты проверил Грааль Гардарику? Появилось что-тосвежее?

– Да, две новых, – отвечал Поклеп.

– Только две, ты в этом уверен?

– Клянусь волосом Древнира!

– Лучше поклянись черепом Чумы-дель-Торт… В любомслучае, если их только две, последняя буква еще не закончена. Теперь мы хотя бызнаем, что…

Внезапно голос академика смазался, смолк, а в следующуюсекунду Шурасик схватился за уши, ставшие вдруг большими и плоскими, как услоненка.

– О нет! Вот уж не думал, что Сарданапал знает блок от спецслужбуса!Кто бы мог предположить, что он следит за новейшими изобретениями, –простонал он.

Пока все сочувственно разглядывали уши Шурасика, на которыетеперь можно было безопасно планировать, если, разбежавшись, прыгнуть со скалы,Таня взяла Ваньку за локоть и незаметно отвела его в сторону.

– Ты все понял? Понял, о чем хотел сказатьСарданапал? – спросила она.

– Ты о надписи?

– Вот именно! Думаю, академик сказал Поклепу что-то вэтом роде: «Буква S, последняя буква в Perunus deus еще не закончена. Теперь мызнаем, в каком месте купола появится Перун в следующий раз. Там я и подстерегуего, чтобы произнести заклинание уничтожения».

Ванька быстро взглянул на Таню. Он слишком хорошо знал ее,чтобы заблуждаться, в каком направлении текут сейчас ее мысли.

– Только не улетай без меня! Не хватало еще, чтобы тыподкарауливала Перуна одна, а потом оказалось бы, что Сарданапал ничего такогои не говорил… – сказал он.

– Ладно, – кивнула Таня. – Но лететь надовечером. Пробоины в куполе появляются всегда почему-то в сумерках. Видно, Перунрешил изменить своему обыкновению «идти на вы» при солнечном свете.

* * *

Баб-Ягуна Таня и Ванька нашли в магпункте. Он сидел на краюкровати Кати Лотковой и держал ее за руку. Заметив вошедших, Катя быстроотвернулась к стене. Зато от Ягуна она уже не прятала лица. И это говорило омногом. За последний час Ягун отвоевал себе в ее сердце гораздо больше места,чем за весь предшествующий год, предпринимая пижонские атаки. Возможно, потому,что теперь он помогал, и помогал искренне, не думая о награде.

– Ягун, можно тебя на минутку? – окликнула егоТаня. – Ты не дашь Ваньке свой пылесос?

Играющий комментатор пожал плечами.

– Берите. Заклинание, как войти в комнату, ты знаешь. Явроде ничего не менял.

– Он заправлен? Все тормозные талисманыпривязаны? – с подозрением спросил Ванька. Как не раз показывала практика,это было не пустое любопытство.

– Можешь не проверять. Удачи! – проговорил Ягун ивернулся к Катиной кровати.

Ванька проводил его удивленным взглядом.

– Невероятно, – сказал он Тане. – Ушам своимне верю! Ягун не читает нам лекций о бережном обращении с магической техникой!Он дал нам пылесос с первого раза, не скончавшись при этом от беспокойства. Идаже не спросил, куда мы полетим.

– Ему сейчас не до того. Думаю, он отдал бы стопылесосов, только чтобы Катька стала прежней, – кивнула Таня.

Выходя из магпункта, они задержались у ширмы, за которойлежал Гуня Гломов.

– Привет! Как ты? – спросил у него Ванька.

Гуня попытался помахать ему рукой, но смог лишь немногооторвать руку от покрывала.

– Нормально! – сказал Гломов, слабо улыбаясь.

– Тебе не кажется, что он какой-то другой,просветленный, что ли… Раньше Гломов никогда так не улыбался. У него улыбкадаже и на улыбку не была похожа, – задумчиво сказал Ванька минутой позже.

Они направлялись к комнате Ягуна. Народ на изгибе коридора,который вел к комнате Лотковой, уже рассасывался, хотя циклопы еще стояли.

– И Гробыня изменилась. Она тоже теперь другая, это пописьмам видно, – кивнула Таня.

Она зашла за контрабасом. Пипа, недавно вымывшая голову, новсе еще слегка пахнущая «хмырятиной», лежала на матрасике возле кроватиСклеповой. На самой кровати она лежать по-прежнему не решалась. В руках у неебыл календарик с Пуппером, недавно и уже навсегда сменивший фотографическийпортрет Гэ Пэ.