ли? — Второй смерил меня насмешливым взглядом. — Так для халявы ты староват, мужик.

— Простите, — возмутился я, — но в шахматы играют до глубокой старости. Вот Смыслов играл до восьмидесяти лет, и как играл!

Громилы переглянулись и отошли вглубь бара. Я услышал приглушенные голоса: «Слушай,

Сань, мутный какой-то мужик привязался. Надо бы Палыча позвать — может, мент переодетый, пусть разберется».

Оба вернулись к стойке.

— Смыслов, говоришь? Сейчас начальник подрулит, он тебе все про турнир объяснит и про Смыслова тоже.

— Извините, но я никак понять не могу, состоится ли шахматный турнир и почему вы его назначили на такое позднее время?

— Сейчас поймешь, мужик, потерпи немного.

При этих словах мой взгляд снова упал на объявление, которое вначале я не удосужился дочитать до конца, так как был уверен, что речь идет о шахматном турнире, какой же еще может быть!

Большие красные буквы обожгли меня: 15 июня будет проходить открытый чемпионат Коктебеля по… стриптизу. Начало в 12 ночи.

Дружище, как я извинялся потом, как подозрительно на меня смотрел подъехавший Палыч, какой перекрестный допрос они мне устроили, я тебе рассказывать не буду. Спасло меня только то, что, посовещавшись, они решили, что имеют дело с полным идиотом, и поэтому отпустили. Добрый совет, брат: читай всегда объявления до конца.

Четвертое письмо

Ох, брат Колька, сколько же горя на этой земле! Представляешь, пришла мне в голову безумная идея — купить горный велосипед. Маленький складной, еще с советских времен, велик у меня есть, причем в хорошем состоянии. Катаюсь я на нем два, максимум три раза за лето. Так нет, насмотрелся интернета, решил совершать большие путешествия по горам, хотя где в Питере горы? А я упертый, раз решил, значит, надо выполнить. Пошел в магазин на разведку, цены меня подкосили, для научного сотрудника — малоподъемные. И тут мне пришла в голову светлая мысль. Прежде чем покупать, сначала нужно посмотреть, что такое горный велосипед и смогу ли я на нем реально кататься. Полночи рылся в интернете, искал пункты проката. Нашел. Наутро взгромоздился на свой складной велик и устремился к своей мечте. Пункт проката находился у черта на куличиках — ехал добрый час. Меня встретил мрачный двор. Недалеко от подвального помещения, рядом с мусорными баками сидел человек странного вида и периодически завывал, наподобие волков, которые по ночам любят издавать точно такие звуки. Я покосился на часы — 11 утра. Подошел к ступенькам подвала, подхватил свой велик и начал спускаться. Увидел конторку, над которой со всех сторон нависали ржавые велосипеды, санки диковинных форм, доски с колесиками, коньки тоже с колесиками, правда, у многих они отвалились и прочее, прочее имущество такого же рода. За конторкой, обхватив голову руками, сидел молодой парень. Я кашлянул, но парень голову не поднял.

— Здравствуйте, я мог бы взять напрокат у вас горный велосипед?

— Паспорт с собой?

— Нет, но я хочу оставить в залог свой складной велосипед.

Парень поднял голову. Взгляд и весь вид были у него бесконечно несчастными. Внезапно он заорал не своим голосом:

— Ты от них?! Бери все, забирайте, что хотите, мне ничего не надо, будь проклят этот пункт проката, хоть бы он сгорел!

Я стоял ошарашенный.

— Вы не поняли, я никуда не убегу, мне только часик покататься поблизости, я хочу понять, покупать мне горный велосипед или нет. Не волнуйтесь вы так.

— Да как не волноваться, — он внимательно посмотрел на меня, — я думал, вы от них, еще что-нибудь уволочете.

— А что случилось-то?

Вчера два лба тоже вначале велосипед горный попросили. Я принес. Они говорят: давай еще. Я еще принес. Они говорят: а теперь давай доски для сноуборда. Я удивился, говорю: так сейчас не зима, июль месяц. Тут они как взъерепенятся.

Пьяные, морды зверские. Один из них надел на руку кастет, поднял меня за шиворот, поднес к оконцу и как заорет: «Снег, сука, видишь, сугробы видишь?!» — и кастет приложил к затылку. Я понял: кранты. Вижу, говорю, во сугробов намело по пояс. «То-то же! — Рявкнул громила. Пенделя дал, я все ступеньки пересчитал. — «Доски давай, недоносок!» Я принес, а с перепугу еще женский ботинок для фигурного катания захватил. Он как швырнет его мне в голову — еле увернулся. А второй как захохочет: бу-а-а, бу-а-а. Сели на велосипеды, доски приладили, и след их простыл. Я думал, вы от них, послали еще что-нибудь забрать. А пусть забирают, хоть весь пункт проката мне уже все пофигу!

Я сочувственно качал головой. Он молчал, а к глазам у него подступали слезы. Сглотнув комок, он продолжил:

— Директор, сволочь, все на меня повесил. Всю недостачу, говорит, покроешь. Круглые сутки сидеть будешь, без выходных. И пока не покроешь, зарплату получать не будешь. А у самого три дачи, четвертую строить собирается. И что мне теперь делать? Хоть бы сгорел этот пункт синим пламенем!

Я стоял, слушал и сам чуть не плакал.

— И часто у вас такие истории случаются?

— Да сколько угодно. До них одна старуха пришла, паспорт дома забыла. Я ее пожалел и дал покататься на детском велике. А она как вскочила на него, по-петушиному что-то закричала, и только я ее и видел.

Домой я возвращался, медленно крутя педали, на своем стареньком складняке, а горного велосипеда решил не покупать. И денег мало, и настроение пропало.

Пятое письмо

Привет, дружище! Давно не писал. Просто ничего веселого и необычного не происходило. Наконец, недавно приключилась одна забавная история.

Есть у меня знакомый писатель. Про коллег плохо не говорят, да я и не буду. Просто не везет мужику хронически. Все мало-помалу, хоть с трудом, но печатаются. Журналы со скрипом, но их произведения периодически принимают. Если книгу издадут, она, хоть маленькими тиражами, медленно через магазины реализуется. А у этого бедолаги ничего не получается: ни там, ни здесь, нигде.

Если честно, то причина для такой невезухи имеется объективная. Уж очень занудно он пишет. Все у него как-то заунывно, мрачно и безысходно получается. Ну сам посуди, приведу небольшой отрывок из его повести. Типичный.

«С мрачным выражением лица он тихо открыл дверь. Вошел в прихожую. Шнурки на ботинках не развязывались, он с остервенением пытался их стащить. Ничего не получилось. Грязные следы от рифлёных подошв змейкой потянулись за ним по паркету. Вошел в комнату и со стоном опустился на скрипучее кресло. Свет не горел. Из темноты вдруг возникла жена и сквозь слезы, всхлипывая, произнесла: “Здравствуй”. Из соседней комнаты донеслись душераздирающие крики маленького