Затем он вдруг подумал, что все это ужасные глупости. Почемуон должен жить один? Почему он не может жить с ней? Надо только как-то хитрозаставить ее остаться с ним. Что-нибудь придумать. Надавить на ее чувстводолга. Не может же она, в самом деле, бросить обесчещенного мужчину?!

Он неожиданно громко захохотал и стал целовать ее. Онапроснулась, очень недовольная, попыталась отпихнуть его и снова заснуть, покане поняла, что он хохочет. Хохочет!

– Ты что? – спросила она осторожно, на всякий случайподтягивая одеяло повыше. – Ты победил на внеочередных президентских выборах?

– Я решил, что ты, как честная женщина, должна взять на себяобязательства по отношению к мужчине. То есть ко мне, – заявил он торжественнои повалился на подушки от смеха. – Хочешь обязательств по отношению ко мне?

– Что? – спросила она с изумлением – У тебя налицо всепризнаки переутомления, Тимыч. Давай ложись обратно и спи.

– Я тебе дам, ложись и спи, – сказал Тимофей и лег на неесверху. – Зря я, что ли, тебя будил? – Он укусил ее за ухо. – Я тебя хочу, –прошептал он, и дыхание у него сбилось. – Я, знаешь, Кать… Я ведь серьезноспросил… Ты, может…

Никогда в жизни ему еще не было так трудно произнестинесколько совсем простых фраз. Фраз, которые бы все ей объяснили.

– Что? – спросила Катерина. Ей стало страшно.

Телефон, зазвонивший в этот момент, показался Тимофею худшимиз врагов.

– Да! – рявкнул он, не отпуская Катерину, которая попыталасьвылезти из-под него.

– Мы готовы, Тимофей Ильич, – отрапортовал Леша. – Ждем.

И разговор не состоялся. Вечером, решил Тимофей. Я все скажуей вечером.

У них было отличное настроение, и на затянувшихсяпереговорах они переглядывались, как парочка влюбленных школьников.

Куплю ей кольцо, мечтал Тимофей, глядя насобеседника-швейцарца. Не буду ничего говорить. Не силен я в разговорах. Простокуплю кольцо. Отдам в ресторане. Нет, лучше в постели. Да, отдам в постели. Онаувидит и скажет: “Тимыч, ты просто спятил”. От предвкушения по спине у негопробежал счастливый холодок. Конечно, она ему не откажет. Или откажет? Но ведьона сказала вчера дурочке Духовой, что хочет родить ему детей. Или она не таксказала? Ну, детей вполне можно не рожать, он переживет, а…

Вдруг он увидел двоих – маленького мальчика и девочку,совсем крошку. Они возились на полу в его прибалтийском замке, и рядом с ниминеуклюже скакал толстый щенок. Глупость какая. Он прикрыл глаза.

Какая ужасная, несусветная глупость. Его дети? Откуда онвзял, что у него могут быть дети? Он их ненавидит и боится. Он не хочетусложнять свою жизнь. И не будет.

Но он знал, что уже не забудет то, что увидел – мальчика идевочку, и собаку…

У Катерины зазвонил мобильный, и она, извинившисьпо-французски, отошла с ним в угол.

– Милейшая мадемуазель ваш пресс-секретарь, – сказал емулюбезный швейцарец. – Такие редко встречаются.

И Тимофей почувствовал гордость.

– Катя, – произнес в трубке чей-то озабоченный голос. –Кать, ты слышишь?

– Слышу, – ответила Катерина, – Слава, ты? Что случилось?

– У нас неприятности, Кать, – сказал Слава, и по егоинтонации Катерина поняла, что стряслась беда. Мило улыбаясь, она вышла из залана залитую солнцем лестницу. У нее вдруг взмокли ладони.

– Что такое, Слава? Говори, не тяни!

– Мне позвонил сейчас парень из “Коммерсанта”. Они ставятстатью о Тимофее. Ему попался на глаза сверстанный номер… – Слава как будтособирался с духом и никак не мог закончить.

– Да, да и что? – Сердце уже набирало обороты. – Да ну тебяк Аллаху, Славка!

– Плохо дело, Кать. Она называется как-то так: “Жертвасексуального насилия”, а подзаголовок “Тимофей Кольцов, подвергавшийся вдетстве сексуальному насилию, организовал экспорт детей за границу”.

Нащупав рукой, Катерина села на подоконник. Ноги ее недержали.

– Катя! – Голос у Славы был такой, как будто он сообщил ей,что ее приговорили к смертной казни. Хотя, наверное, так оно и было. – Кать, мыне знаем, что делать. Откуда это выплыло? Что это за бред, а?

– Это не бред, – мертвым голосом ответила она, и Славаиспугался еще больше. – Это не бред, Слава. Об этом никто не знал, кроме меня.Меня и Генерального прокурора.

– Ты что, Кать? – спросил Слава. – Какого прокурора?

– Снимайте материал. Что хотите делайте, платите любыеденьги. Слышишь, Слава? Любые. Сейчас я позвоню главному редактору“Коммерсанта”. Ставьте запасной вариант с покушением.

У Приходченко на этот случай все есть, даже фотографии.Скажи ему, пусть звонит Хотенко, чтобы завтра информация во “Времени” прошла,как будто покушение было вчера.

Она знала – Тимофей не простит.

Никогда.

Никто, кроме нее, не знал о его детстве. Никто не знал окалининградской фирме “Гранд Эд”. Информация могла просочиться только черезнее.

– Катька, тебе плохо? – испуганно спросил Слава.

– Приходченко знает?

– Да, конечно. Он попросил тебе позвонить.

– Слава, нужно быстро узнать, куда еще отдали информацию.Кроме “Коммерсанта”. Позвони Терентьеву, у него везде свои. Мы готовы заплатитьлюбые деньги за замену материала. О господи, господи… Слава, и завтра информацияо покушении на него должна не просто прозвучать, она должна грянуть как лавина,иначе мы пропали. Слышишь, Славка?

– Да, – откликнулся он. – Да, я звоню. Ты держись, Катя!

Едва он закончил говорить, как позвонил Приходченко.

– Кать, у нас беда. Олавка звонил?

– Олег, я позвоню в “Коммерсант”, а ты Хотенко. Завтрашнийвыпуск должен быть весь посвящен покушению.

– Тимофей уже знает?

– Нет. Надо перекупить все материалы, Олег. И в Москве, и вКалининграде: Я позвоню Генеральному прокурору, нужно срочно организоватьинтервью, где он приведет в пример эту его фирму как образец благотворительнойи подвижнической деятельности, что-то в этом духе…

– Катька, кто? Кто сдал информацию? – Приходченко почтишептал, а лучше бы кричал.

– Не я, Олег, – сказала Катерина. Ей трудно было дышать. –Не я.

Она позвонила главному редактору “Коммерсанта”, с которымдружила много лет. Поломавшись, тот обещал материал снять и заменить егодругим. Потом она позвонила Терентьеву в Калининград.