Она давно уже не бывала на работе. За событиями в мире тожене следила и ни о чем не думала, хотя следовало бы, наверное, начать искатькакую-то работу.

Какую? Где? Кто ее возьмет?” Кому она нужна?

Она сидела в гамаке и не отвечала на телефонные звонкисослуживцев. Сашу Андреева, приехавшего с утешениями, она выгнала. Олегусказала, чтобы не смел являться.

Она не хотела и не могла никого видеть.

– Катюш, поезжай в Лондон, – предлагал отец. – Мы до октябряв Москве пробудем, а там пустая квартира, нет никого, тихо, спокойно…

– Не хочется, папа, – отвечала Катерина. – Я пока тутполежу, а потом что-нибудь придумаю…

Вот и осень опять, думала Катерина. Год прошел.

Неужели год?

В прошлом году она тоже лежала в гамаке, ела яблоко и читаладосье незнакомого, непонятного, далекого Тимофея Кольцова.

Как она тогда протестовала против этой работы! И все-такиони ее заставили, начальники. И она работала, да еще как работала…

Тимофей стал понятным и близким и самым нужным на свете.Теперь она знала о нем больше, чем кто бы то ни было.

Кто же этот человек, так расчетливо и точно добивший ихобоих?

Тимофей не простит ее – кончено. И больше никогда никому неповерит. Эксперимент завершился полным провалом. Он попробовал ей доверять, аона его продала.

Катерина покачивалась в гамаке, ржавые петли поскрипывали втакт.

Продала, продала, продала…

На соседнем участке жгли опавшие листья.

Дым тянул в ее сторону. Кузьма, навалившись всем весом, грелее ноги. Соседка уговаривала внука не лезть в костер.

На крыльце показалась бабушка. Катерина медленно поднялась ипошла вдоль забора в глубь участка.

Не видеть, не разговаривать, не отвечать на вопросы. Ещечуть-чуть, а там как-нибудь…

– Катя! – позвала бабушка. – Катя!

Не отвечая, Катерина ускорила шаги.

Ей нужен только этот день, полный солнца и горького запахадыма. Ей нужны только столетние липы, у которых такие приятные шершавые стволы.Ей нужен покой.

Ей совсем не нужны люди. Ни близкие, ни дальние – никакие.Ей нужно побыть одной. Почему они этого не понимают?

* * *

Тимофей ехал домой.

Наверное, в последний раз перед выборами он заедет в своюмосковскую квартиру, чтобы потом долго в нее не возвращаться.

– Помедленнее, – сказал он водителю. Ему совсем не хотелосьдомой.

Для того чтобы чем-нибудь заниматься, он читал документы,которые ему сегодня привезли из Питера. Он покупал еще один завод.

Во всем этом не было никакого смысла. Ну, еще один завод.Ну, выборы. Он победит, он совершенно в этом уверен. И что потом?

Тимофей перелистнул страницу с такой силой, что порваласьдорогая финская бумага. Какая-то душная ярость поднималась в нем, и он был дажерад этому. Все-таки лучше, чем замороженное рыбье состояние.

Странно, но в итоге всех событий ничего особенного непроизошло.

Информация о его детстве, которой он так боялся, прошлапочти незамеченной. То ли ей не придали никакого значения, то ли сработала“дымовая шашка”, заслонившая все остальное. О покушении на него писали столько,сколько ни о каких других событиях, происходивших в его. жизни.

Абдрашидзе обмолвился как-то, что “дымовую шашку” придумалаКатерина. Тимофей ничего не хотел слышать о Катерине.

– Приехали, Тимофей Ильич! – негромко проинформировал егоЛеша.

Тимофей взглянул в окно. Машины стояли возле его дома, и,видимо, уже давно. Когда он в последний раз смотрел в окно, было сухо, а сейчаснудный дождик тонкими струйками бежал по стеклам.

Кольцов тяжело выбрался из джипа и пошел к подъезду.Охранники рыскали вокруг него, как доберманы.

У дверей квартиры он задержался, как всегда, кивком отпускаяохрану.

– Поговорить бы, Тимофей Ильич, – вдруг с просительнойинтонацией произнес Леша и оглянулся на Диму с Андреем.

– Зарплата, что ли, не устраивает? – поднял брови Тимофей.Он не хотел ни с кем и ни о чем говорить.

– Все устраивает, – твердо ответил Леша, выдерживая еговзгляд. – Поговорить бы, Тимофей Ильич…

– Ну, заходи, – грубо предложил Тимофей. – Долго говорить-тобудем?

– Минуту, – все так же твердо сказал Леша, входя за ним вогромную пустую квартиру. Тимофей, пошарив рукой, зажег свет. Одной кнопкойсвет зажигался везде, даже в далекой кухне.

– Ну?

Он не хотел звать его в квартиру, предчувствуя, о чем будетразговор.

– Тимофей Ильич, – сказал Леша. – Не прав наш Дудников.Ошибся. Нужно исправить.

– До завтра, – проговорил Тимофей, отворачиваясь.

– Нет, Тимофей Ильич! – Леша шагнул от двери. – Я не уйду. Ябоевой офицер и ничего не боюсь. Я знаю, что он не прав. Мы все знаем. Я далмужикам слово, что с вами поговорю.

Сжатая до размеров булавочной головки вселенная внутри уТимофея начала тяжело пульсировать, стремительно набирая темп.

– Ну, говори, – приказал он.

– Катерина ни при чем, Тимофей Ильич. Мы же все время рядомс вами. Мы… знаем. Ее кто-то по-крупному подставил. Кто-то из своих. Димкаслышал один телефонный разговор. Нужно все проверить, Тимофей Ильич.Распорядитесь.

Булавочная головка уже не только пульсировала, онараскалилась докрасна. Тимофей не мог ее контролировать.

– Да тебе-то что за дело?! Чего тебе-то не хватает, а? – Онне кричал, он говорил монотонно и отстраненно, и Леша понял, что Батяня емуэтого разговора не простит. Лучше бы орал и топал ногами.

– Почему это тебя волнует? Личную жизнь мою устраиваешь,Леха?

Он никогда не называл охранника Лехой.

– У меня для тебя новость – никто не смеет указывать мне,как жить. Понял? Ты понял или нет? А теперь выматывайся отсюда к… – И Тимофейдлинно и от души выматерился.

– Не пойду, – заявил побледневший Леша. – Вызывайте вашегоДудникова, пусть он меня силой вывозит. Увольняйте меня. Сам не уйду.

– …! – Тимофей со всего размаху швырнул об стену портфель.Ручка от эксклюзивного дизайнерского изделия оторвалась, и Тимофей снедоумением посмотрел на нее, оставшуюся в ладони. Потом перевел взгляд наохранника. Леша попятился.