Ей было плохо. Она все время смотрела на резные дубовыедвери, ожидая, что вот-вот выйдет Тимофей, который доверял ей. Который, можетбыть, ее любил…

По улице внизу двигались веселые беззаботные люди. ИКатерина в горячечном исступленном бреду вдруг удивилась, что планета вращаетсяв нужном направлении, что все как всегда, что люди идут по делам и везут вколясках детей.

Едва договорив с Мишей, она вновь позвонила Приходченко.

– Хотенко я нашел. Материал будет завтра. Кать, Дудников ужезвонил. – Олег помолчал секунду. – Он тебя ищет. Я сказал, что ты на неделюулетела за границу. Я думаю, что он сейчас будет звонить Тимофею.

– Олег, найдите, куда еще был отправлен материал! Я Мишесообщила, он уже этим занимается, – Трубка казалась тяжелой, будто свинцовой.

– Возвращайся, Кать, – сказал Приходченко. Похоже, он ее неслушал. – Я не понимаю, что происходит. Откуда это выплыло!?

– Я тут ни при чем, Олег! – закричала Катерина так, что снижнего этажа к ней кто-то побежал. – Я ничего об этом не знаю! Я не продавалаинформацию в газеты. Ты что, мне не веришь?!

– Я боюсь за тебя, – ответил Приходченко. – Я дажепредставить себе не могу реакцию Тимофея.

– Зато я могу. – Катерина глубоко дышала, стараясь взятьсебя в руки. – Дудникову дай мой мобильный, скажи, что завтра я буду в Москве.Или сегодня, как получится.

– Могу я чем-то помочь мадам? – спросил с лестницыобеспокоенный клерк.

Катерина покачала головой и отвернулась от него.

Дубовая дверь зала для переговоров широко распахнулась. Изнее вышел Тимофей.

Сердце ударило в горло. Как в последний раз.

– Катя! – отчаянно закричал в трубке Приходченко. – Что таму тебя?!

Не глядя на нее, не останавливаясь, как во сне, Тимофей Кольцовпрошел мимо и стал спускаться по лестнице.

На площадку высыпала охрана, а следом изумленные швейцарцы,громко говорившие что-то по-французски.

Тимофей не остановился и не оглянулся.

Трубка выскользнула из ее пальцев и запрыгала по ступеняммраморной лестницы, догоняя Тимофея. На последней ступеньке она подпрыгнула,задержалась и развалилась на несколько блестящих обломков.

– Владимир Викторович, я устала повторять одно и то же. Я незнаю, что вы хотите от меня услышать. Я не продавала информацию. Это не в моихинтересах. Я на этой стороне, а не на той. – Катерина прикрыла глаза.

С момента ее возвращения в Москву прошло несколько часов.Все эти часы она отвечала на вопросы Владимира Дудникова.

– Я не знаю, чем это можно объяснить. Я устала, а утром мненужно сделать море всяких дел…

– Никаких дел не будет, – отрезал Дудников. У него быломолодое лицо истинного арийца и такая же жестокость в глазах. – Тимофей Ильичтребует, чтобы вы больше не занимались его делами. Поздно уже формировать новуюпресс-службу, но вы, по крайней мере, к ней отношения уже не имеете. Так чторазговаривать мы с вами будем долго, пока до чего-нибудь не договоримся.

– Тимофей приказал отстранить меня от работы? – переспросилаКатерина. В голове вдруг стало пусто и легко. – Совсем?

– Не падайте в обморок, – приказал Дудников. – На его местея бы не только от работы вас отстранил. Я бы вам так репутацию испортил, чтобывы потом всю жизнь помнили. Впрочем, надеюсь, так оно и будет. Так что давайтесначала. Кому вы говорили о том, что двадцать четвертого марта Кольцов поприлете из Москвы поедет на дачу, а не останется в городе? Кому вы звонили потелефону? Родителям? Друзьям? Любовнику?

Нужно быть стойкой, послышался голос отца.

Всегда нужно быть стойкой и уметь управлять собой. У неготакая работа, у этого Дудникова. Конечно, он должен тебя подозревать.

Тимофей приказал избавиться от меня. Он уверен, что я егосдала. Я громче всех кричала – у нас утечка информации. Все это случилось из-заменя.

Стараясь сфокусировать зрение на “молодом арийце”, Катеринаответила, старательно выговаривая слова:

– Я ни с кем не обсуждала изменение маршрута. Я сама была втой машине. Тимофей Ильич защитил меня от осколков. Если бы его не было рядом,меня, наверное, застрелили бы. Я не знаю, как вести себя, когда в менястреляют.

Он не верит мне, подумала она с тоской. Теперь так будетвсегда. Мне никто никогда не будет верить. Даже близкие. Даже Приходченко соСкворцовым. Даже Сашка Андреев и Милочка Кулагина. Как я буду с этим жить?

– Хорошо, – брезгливо произнес Дудников. – Кому вы сообщили…эксклюзивную информацию, которую получили у Тимофея Ильича?

– Никому, Владимир Викторович. Я уже говорила.

– С кем из журналистов вы дружите?

– Я должна перечислить пофамильно?

– Да, конечно. Я должен проверить все каналы информации.

Вспоминая, она забубнила имена и названия изданий. Дудниковна нее не смотрел. Очевидно, ему было противно.

– Достаточно, – остановил он ее, когда список перевалил задвадцать человек. – Напишете на бумаге и отдадите. Я должен осмотреть вашкабинет на предмет наличия подслушивающих устройств. Я хочу это сделать прямосейчас.

– С Приходченко договоритесь, – вяло отозвалась Катерина. –И делайте что хотите. Мне нечего от вас скрывать…

Они искали довольно долго и, конечно же, ничего не нашли.

– Езжай домой, Кать, – предложил Приходченко и потерладонями лицо. – Поспи.

– Ты что, ненормальный? – спросила Катерина. – Вряд ли ятеперь когда-нибудь смогу спать.

– Утром все придут, – сказал Приходченко, неприятно морщась,– и узнают, что у нас был обыск. Представляешь, что будет? Что мы людям-тообъясним?

Этого Катерина вынести уже не могла. Скуля без слез, какпобитая собака, она пошла к выходу из своего разгромленного кабинета.

– Оставьте портфель, – распорядился сзади Дудников. – Ипривезите завтра все портфели и сумки, с которыми вы ходили на работу. А лучшенаш сотрудник сейчас с вами подъедет и заберет…

* * *

– Слушаю. Кольцов.

– Мы нашли, Тимофей Ильич. – Голос Дудникова был полонскромного торжества. Тимофей снял очки.

– Что? – спросил он холодно.

Со времени звонка шефа службы безопасности в Женеву он весьбыл как замороженный. Как дохлая рыба, год пролежавшая в морозилке.

– “Жучок”, Тимофей Ильич! – Дудников чуть ли не пел. – Впортфеле у Солнцевой. В общем, все как мы и предполагали. Очень мощноеподслушивающее устройство.