В любую секунду ее зубы…

Всплыли пузыри.

Я услышал бульканье, ощутил щекотку, когда они проплыли помоей коже.

Секунду я думал, что это газ выходит из разложившегося трупаДевы. Но она ведь мертва уже сорок лет, разложение должно уже закончитьсядавным-давно.

Мелькнула другая мысль: воздушныебаллоны!

Акваланг!

Я перестал отбиваться, поджал колени, просунул руки междуногами, резко бросился вперед и поймал что-то, что, кажется, было загубником. Ирванул изо всей силы.

Наверное, она была на вдохе, когда я это сделал, потому чтоостальное оказалось очень легко. Она едва пыталась отбиваться.

Как мне показалось на ощупь, она была голой, если не считатьмаски, баллонов акваланга и пояса с грузами. И трупом она никак не была. Кожабыла скользкой и прохладной, и были у нее чудесные сиськи с большими упругимисосками.

Я тут же как следует ее двинул.

Потом вытащил ее на берег сбоку острова, чтобы парни нас невидели. Оттуда перетащил на поляну, где она оставила фонарь.

И в свете фонаря я увидел, кто это.

Как уже и сам догадался.

Изобразив Эшли, чтобы меня заманить, Лоис, очевидно,по-быстрому надела акваланг и нырнула в озеро, чтобы изобразить Деву.

В свете фонаря вид у нее был что надо. Вся сияющая, белая, игруди торчат между лямками. Маску она уже потеряла. Я снял с нее баллоны ипояс, и она осталась голой.

Она лежала на спине, кашляя, задыхаясь, корчась от спазмов,и тело ее дергалось и ворочалось так, что смотреть было очень приятно.

Я еще понаслаждался зрелищем, а потом приступил к делу. Этобыло лучше всего на свете.

Сначала у нее не хватало дыхания шуметь. Но очень скоро онау меня стала вопить.

Я знал, что эти вопли привлекут Коди и Руди на выручку, ипотому стал колотить ее наотмашь поясом с грузами. Он вломился ей в череп ипокончил с ней.

Тогда я побежал к косе. Коди и Руди уже были в воде и быстроплыли к острову.

Я рассчитывал застать их врасплох и проломить головы, нознаете, что вышло? Меня избавили от хлопот. Они проплыли примерно полпути доострова, и тут, один за другим, взвизгнули и исчезли под водой.

Я не мог этому поверить.

И сейчас еще не верю.

Но они больше не всплыли.

Наверное, их поймала Дева.

Почему их, а не меня?

Может быть. Деве было меня жаль, потому что меня надули те,кого я считал друзьями. В конечном счете, нас обоих предали люди, которым мыверили.

Кто знает? И вообще, у Коди и Руди могла случиться судорога,а Дева тут вообще ни при чем.

Как бы там ни было, а моя экскурсия на Затерянное Озерообернулась куда лучше, чем я мог даже мечтать.

Лоис — это было колоссально.

Не удивительно, что люди так любят секс.

В общем, я утопил Лоис вместе с ее снаряжением в озере,потом нашел каноэ, на котором она приплыла, и погреб на берег. На"чероки" Коди проехал почти до самого дома.

Стер с него отпечатки пальцев. Для верности его еще иподжег. И успел домой задолго до рассвета.

Я человек больной. Меня нельзя допускать к работе, которуюони мне поручили — но разве против них попрешь? Моя миссия — ходить по домам ипредлагать людям купить пылесосы.

Пылесосы! Какая нелепость. Должно быть, кто-то ошибся, яведь еще не выздоровел от своей болезни. Я высказал свои возражения менеджеру,но он сказал, что я импозантный, смекалистый молодой человек и у меня всеполучится отлично.

Затем, когда я повернулся, чтобы уйти, он ущипнул меня зазадницу.

Я пукнул.

Эта программа для трудоустройства абсолютно не подходит длятаких, как я. Для людей, которых выписали из психушки, толком не долечив! Ониговорят, что теперь я нормальный, говорят, что я и мухи не обижу.

Но нет, очевидно, я — жертва бюрократической ошибки.Какой-нибудь тыквоголовый чиновник бездумно подмахивал бумажки, коротая свойскучный день. Глупцы послали меня торговать пылесосами, а ведь меня по-прежнемудонимают страшные сны, я вижу видения, слышу голоса и веду себя неадекватно. Яловлю себя на том, что кричу безо всякой на то причины. Я ловлю себя на том,что начинаю строить рожи, как только собеседник отводит от меня взгляд. Я ловлюсебя на том, что пишу ужасно мелким почерком даже сам потом разобрать не могу.

Не гожусь я для этой работы.

Увидев воду, я начинаю бояться, что в ней утону. Увидев птиц— что они ни с того ни с сего спикируют на меня, выклюют мне глаза и сожрут их.Иногда, когда люди разговаривают со мной, я часто не понимаю их слов кажется,будто они изъясняются не по-нашему, а порой фразы просто сливаются в какую-токашу; позже я не могу вспомнить, что, собственно, мне говорили.

Иногда я вдруг замираю — ноги точно прирастают к тротуару —и глазею на какое-нибудь пятнышко на асфальте, не понимая, откуда оно взялось ииз чего состоит.

Я очень опасаюсь, что в любой момент у меня могут отвалитьсяступни.

Пока нашу бригаду торговых агентов развозят пораспределенным между нами улицам, я пребываю в глубокой задумчивости. Когдамашина подъезжает к моей улице, мной овладевает тоскливое, зловещеепредчувствие. Вылезаю из машины — теперь я один — стою на тротуаре; машинаотъезжает, и я один, а вокруг насколько хватает глаз — никого. Оглядываюсь посторонам.

Слышу шум из распахнутых окон: радио, телевизоры; наперекрестке, в нескольких кварталах от меня, улицу пересекает машина. Мнехочется швырнуть пылесос наземь, размазать его по асфальту, но я пока держусь.

Мой первый дом — старый, обшарпанный, многоквартирный —выглядит вполне обычно. Возможно, в нем найдутся два-три человека, которыезахотят купить пылесосы. Да, здорово было бы в конце рабочего дня заявиться исообщить, что продал больше всех. На учебных занятиях — всю прошлую неделю — ядержался особняком и старался помалкивать. По-моему, они и не подозревают, чтоя безумец, большинство — точно не подозревает, и меня это вполне устраивает.

Эти дома были построены после Второй мировой войны изаселены свеженькими, оптимистично настроенными молодыми супругами, которыетолько начинали становиться на ноги. Трижды в неделю они ходили в кино, апитались исключительно мясом, запеченным в духовке. Спустя двадцать лет домапревратились в трущобы. Теперь, после капремонта, они вновь полны свеженькими,оптимистично настроенными молодыми супругами.