Раньше люди искали спасения в религии. Теперь смотрят в ротправительству и врачам. Стоило в шестидесятых сказать, что "Богумер", как появилась новая религия — медицина. Она взмахнет волшебной палочкой,и все будет хорошо. И лишь спустя много лет до них дойдет, как они неправы.Слышали, кстати, про такого Клинтона? Я читал, что его выпустили, и он вернулсяв Арканзас. Отбывает наказание на "общественных работах" — водитавтофургон с передвижной библиотекой. Вот это, я понимаю, работа, но послекраха предыдущей администрации претендентов на непыльные места должно бытьнемерено — очередь в милю длиной.

Я думаю о том, что натворил сегодня. Я не горжусь содеянным.Перед моим мысленным взором — женщина шее раскрошенные мозги, старик и его рукасо стаканом воды, искаженное лицо мистера Беллоуза. Возможно, в другой ситуациимы бы все подружились.

О, эти мысли! Порой они приходят в мою голову невестьоткуда. Никак не могу отделаться от того, что совершил — а иногда даже от того,чего не совершал сроду! Постыдные поступки, трагедии, нарушения этикета.Пытаешься отпихнуть их — но нет!

Ох, зря я это сказал!

Ох, зря я это сказал!

Ох, не надо было этого делать!

Как это меня угораздило сказать — зачем, зачем я сделал всеэти гадости, гадости — все на меня пялятся — ощущение, что я больше непринадлежу к их кругу — "и вдруг приходит время держать ответ!

Я никогда не принадлежал к их кругу. Ну разве что когда-то давно…очень, очень давно… сейчас даже и не припомню тех времен… почти кажется, чтотогда я был другим человеком. Что же со мной стряслось, а?

Все те поступки, которые ты совершил — все гадости — воют утебя над ухом… эти мучительные мысли с воем проносятся в моей голове! Начинаювыть сам, выхаркивая мысли наружу — мне что-нибудь вспоминается, воскресает ипамяти вместе со всеми подробностями, яркое, как телепередача, а я кричу:"Не-е-е-ет!" и отбиваюсь руками!

Иногда, особенно на людях, от мыслей можно освободиться лишьодним способом — сказав что-нибудь вслух! Чтобы заглушить их, прикрыть! Когдаони очень уж угнетают, остается лишь петь!

В очереди в продуктовом:

"Прелесть-утро, чудо-день,

Прелесть-утро, чудо-день!"

Ты поешь чересчур громко, чересчур безумно…

Люди пялятся, а у тебя голова идет кругом…

Нет, я должен стать хозяином своей судьбы — иначе кранты! Ясам себя вылечу. Это же просто! Я больше не лежу в ихней дурацкой психбольницеуже хорошо. Постараюсь адаптироваться, вот и все. Служба в армии меня кое-чемунаучила: приспособься к окружающей обстановке, растворись в ней…

ДА!

Да! Придумал! Я могу сам себя вылечить! Клал я на всех этихвыскочек и шарлатанов! Я сам себя лучше вылечу, чем все они с их научнымистепенями, справочниками и терминологией. Я еще вернусь и им покажу. У менябудет большая машина, отреставрированная мафиозная машина конца 60-х, так-то!Открытая машина, отличный костюм — элегантно-небрежный — и красавица-милашкапод боком и… Да я даже встречаться с ними не буду, ну их на хер! Сами увидятменя по телевизору: "Стоп! Это не тот парень, который…"

Я зачерпываю ложку арахисового масла и кладу в рот. Когда яголоден, мне достаточно съесть ложку-две масла — и на ближайшие несколько часовя опять сыт.

В этот миг я счастлив! На миг у меня отлегает от сердца.Как-нибудь да вылечусь собственными силами — не назло им, а ради самого себя. Ястою перед зеркалом. Полюбуйтесь мной. Это я. Между прочим, красив, более того— обворожителен.

С обновленными силами я решаю начать жить сызнова. Вскакиваюс кровати. Комната выглядит не так чтобы очень убого; принять душ, вымытьпосуду, убраться на кухне, в остальной квартире прибираться некогда…

Иду к шкафу и инспектирую свою одежду.

Все рубашки у меня так себе, но есть несколько отличных парбрюк. В восторге я достаю из шкафа все свои брюки, снимаю с вешалок и создаю изних художественную композицию на полу.

Отхожу на шаг и любуюсь разложенными брюками.

Весь светясь от гордости.

Сегодня вечером я иду на званый ужин в один замечательныйдом. Никак не припомню — то ли меня пригласили, то ли я подслушал чей-торазговор и все записал.

Я прилагаю массу усилий, чтобы выглядеть как можно лучше,поскольку вчерашняя ночевка сказалась на моей внешности.

Мне не хотелось бы опаздывать к ужину. Я страшно голоден.

На этот светский раут я возлагаю большие надежды:рассчитываю познакомиться с людьми, которые не чета быдлу, и может быть, даже сприятной женщиной, у которой будут хорошие манеры и нежный голос. Подбираюудачные темы для разговора: погода, политика, поло… здесь непременно играют вполо. Это мой счастливый случай. Как же мне хочется выбиться в люди, начатьвращаться среди представителей высшего света и земельной аристократии!

Гости бросают на меня странные взгляды. Я держусь поодаль.Все одеты лучше меня. Один гость шепнул другому, что мои манжеты вместо запонокскреплены скотчем, а брюки не подрублены снизу, словно я украл их в магазине,надев под видом примерки (собственно, так оно и было).

За столом никто со мной не разговаривал. В некий моментчья-то фраза напомнила мне анекдот, который я как-то слышал.

Я начал рассказывать анекдот. Сначала меня слушали, новскоре все переключились на свои собственные беседы, точно им было плевать намое повествование…

Вскоре все вновь болтали, затворившись в своих жалкихмирках… а я сгорал со стыда.

Недорассказав анекдот, я умолк!

А всем было плевать.

Я гляжу в тарелку.

Впадаю в депрессию. Вечер не задался. Я раздражен, обижен.Начинаю сам себя щупать под столом…

Я им покажу. Я выливаю свой суп на скатерть.

— Опаньки!

— Послушайте, вы!

Все пялятся на меня. Они все смотрят на меня. Теперь яосознаю, как мало знаю этих людей. Мне не нравятся эти люди, их взгляды, ихпристальные взгляды…

Хозяйка, должно быть, с самого начала обратила на меняособое внимание. У остальных вид просто шокированный, но она испепеляет менявзглядом, точно Дик Торпин. Очевидно, она заметила, что я разлил суп нарочно. Ивот начинается… Она визжит, она орет на меня. Она видела, как я это сделал, изнает, что это не было случайностью. И тут, как всегда, я перестаю понимать ееслова — мой разум отключается неизвестным мне способом.