— Лорд Вэнион, я не настолько хорошо знаю ледиСефрению, но думаю, что ее вспышка в тот раз, когда я впервые упомянулдэльфийскую литературу, может навести нас на некий след. В «Ксадане» естьнебольшой эпизод, где намеками говорится, что во время войны с киргаями стирикии дэльфы были союзниками. Эпизод явно основан на весьма туманном отрывке изодного исторического труда седьмого столетия. Там упоминается предательство —однако без подробностей. Очевидно, когда началась война с киргаями, стирикизаключили союз с дэльфами и хитростью уговорили их нанести по киргаям удар свостока. Они посулили всяческую помощь, но, когда киргаи ответили на удар истали оттеснять дэльфов, стирики предпочли забыть о своих обещаниях. Почти вседэльфы были уничтожены. Многие столетия стирики изо всех сил изворачивались,стараясь оправдать такое вопиющее предательство. В мире хватает людей, которыетерпеть не могут стириков, и они использовали эту историю как основание длясвоей ненависти. Стирики, что вполне понятно, терпеть не могут дэльфийскуюлитературу. — Итайн окинул задумчивым взглядом бесконечное однообразиепустыни. — Одна из самых непривлекательных черт человеческой натуры —ненавидеть тех, с кем ты поступил несправедливо. Это куда проще, чем признатьсвою вину. Если убедить себя, что люди, которых ты предал или поработил, наделе недочеловеки или чудовища, это здорово обеляет твою вину — во всякомслучае, в собственных глазах. Люди весьма и весьма искусны в умении переложитьсвою вину на другого. Нам ведь так нравится быть о себе хорошего мнения!

— Не думаю, что одно это могло бы так изменитьСефрению, — с сомнением проговорил Вэнион. — Она чересчур здравомысляща,чтобы вспыхивать, едва кто-то скажет нелестное о стириках. Она несколько сотлет прожила в эленийских королевствах Эозии, а там ненависть к стирикам отнюдьне ограничивается литературными оскорблениями. — Он вздохнул. — Еслиб только она захотела поговорить со мной! Уж я бы сумел вызнать у нее хотьчто-то осмысленное. Но она только сыплет гневными обвинениями. Не понимаю, чтопроисходит.

Спархок, в отличие от Вэниона, по крайней мере догадывался,в чем дело. Афраэль намекала, что Сефрении предстоит пройти через что-то крайнеболезненное, и теперь становилось ясно, что причиной этой боли будут именнодэльфы. Богиня сказала, что Сефрении необходимо перестрадать, чтобы вырасти.Вполне вероятно, что Итайн, не знавший хорошо никого из них, нечаянно наткнулсяна верное объяснение. Сефрения — стирик до ногтей и кончиков волос, и признаниевины ее народа за древнее предательство причинит ей именно такую боль, окоторой с печалью говорила Афраэль. Увы, страдать доведется не только Сефрении.Вэнион сказал, что беды Сефрении — его беды. К несчастью, то же относилось и кее боли.

Спархок ехал по безжизненной пустыне, и его мысли были также мрачны, как и окружающий пейзаж.

Кринг задумчиво смотрел на лужайку.

— Это налетело на меня, как безумие, атанЭнгесса, — говорил он своему огромному другу. — С той минуты, когда явпервые увидел ее, я уже не мог и думать ни о какой другой женщине.

Они стояли в тени неподалеку от здания министерствавнутренних дел.

— Ты счастливчик, друг Кринг, — заметил Энгессасвоим низким мягким голосом. — Многие люди проживают жизнь, так и неизведав такой любви.

Кринг мрачновато усмехнулся:

— Уверен, что без этой любви моя жизнь была бы намногопроще.

— Так ты жалеешь, что это случилось?

— Нисколько. Я считал, что живу полной жизнью. Я былдоми своего народа и знал, что в надлежащий час моя мать, согласно нашимобычаям, подыщет мне достойную жену. Я женился бы и стал отцом множествасыновей, и все шло бы так, как должно. Потом я встретил Миртаи и лишь тогдапонял, как пуста была прежде моя жизнь. — Он провел ладонью по обритоймакушке. — Боюсь только, что мои соплеменники не сразу примут ее. Она такне похожа на женщин, с которыми мы привыкли иметь дело. Все было бы гораздолегче, не будь я доми.

— Не будь ты доми, друг Кринг, она вряд ли согласиласьбы стать твоей женой. Миртаи горда. Она рождена, чтобы стать супругойправителя.

— Я знаю. Я не осмелился бы и подойти к ней, если б небыл доми. И все-таки я предвижу трудности, которых не избежать. Она чужеземка исовсем не похожа на пелойских женщин. Наши женщины весьма высоко ценят своеположение, а Миртаи принадлежит к другой расе, она выше ростом самого высокогопелойского воина и прекраснее всех женщин, каких я видел в своей жизни. Одноэто заставит сердца пелойских женщин сжаться от зависти. Ты ведь видел, какимиглазами смотрела на нее Вида, жена Тикуме? — Энгесса кивнул. —Женщины моего народа невзлюбят ее еще сильнее, потому что я — доми. Она будетдомэ, супругой доми, и по праву станет первой среди наших женщин. Что еще большеухудшит дело, она будет богаче всех пелоев.

— Не понимаю.

— Мои дела шли хорошо. Стада мои росли, в кражах мнесопутствовала удача. Все мое имущество будет принадлежать Миртаи. Она будетвладеть огромными отарами овец и стадами другого скота. Только табуны конейостанутся моими.

— Таков пелойский обычай?

— О да. Овцы, козы, коровы — пища, а потому онипринадлежат женщинам. Женщины владеют также шатрами, постелями и фургонами.Золото, которое платит нам король за уши земохцев, принадлежит равно всему народупелоев, так что единственное, чем владеем мы, мужчины, — это оружие икони. Если задуматься, женщинам принадлежит почти все, а мы всю жизнь оберегаемих имущество.

— У вас странные обычаи, друг Кринг. Кринг пожалплечами.

— Мысли мужчины не должны быть заняты заботой обимуществе. Это отвлекает его во время боя.

— Да, друг мой, это мудро. Кто же владеет твоимимуществом, пока ты еще не женат?

— Моя мать. Она разумная женщина, и то, что у нее будеттакая дочь, как Миртаи, многократно возвысит ее. Она пользуется большим почетомсреди пелойских женщин, и я надеюсь, что она сумеет утихомирить слишком ретивых— по крайней мере, моих сестер. — Кринг вдруг хохотнул. — Воображаю,с каким удовольствием я буду любоваться лицами моих сестер, когда представлю ихМиртаи, и они должны будут кланяться ей! Я не слишком-то люблю их. Все оникаждый вечер молятся о моей смерти.

— Твои сестры?! — Энгесса был потрясен.