– Мой бог! Такой милый молодой человек! Кто бы мог подумать? – заохала хозяйка дома.

– Вы снимаете только эту комнату? – штатский посмотрел на Жана.

– Нет, еще и смежную, – ответила за молодого человека хозяйка. – Он у меня две комнаты снимает.

– Во второй у меня кабинет, – пояснил Жан.

– Кабинет? Прекрасно… Обыскивайте кабинет, – приказал человек в штатском стражникам. – Книги, письма, рукописи, – забирайте все.

– Вы слышали? Оставьте эти тряпки, идите во вторую комнату! – прикрикнул на стражников их командир. – Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь! Судьи, поди, заждались. Влетит мне из-за вас.

– Мы-то тут причем? – проворчал один из них. – Разве мы виноваты, что по городу пройти невозможно? Нашли время отправлять нас на задержание.

– Да ты в любое время спишь на ходу. Смотри, выгонят тебя из стражи, что тогда будешь делать? Что ты умеешь? – презрительно проговорил командир.

– А вы-то что будете делать, если вас выгонят, – пробурчал стражник себе под нос.

– Что, что, что? Что ты сказал?!

– Довольно препираться. Приступайте к обыску в кабинете, – терпеливо повторил штатский. – Я сам буду следить, чтобы вы не пропустили ничего важного. Хозяйка, пройдите вместе со мной. Вы будете свидетелем того, что обыск производится по всей форме, и мы возьмем только бумаги господина Жана.

– Пресвятая Дева! Да я вам верю! Позвольте мне лучше пойти на кухню и развести огонь в очаге. Я еще не успела позавтракать, ужасно хочется есть, – заголосила хозяйка.

– Придется потерпеть. Господин Жан, вы тоже пройдите во вторую комнату. Будьте любезны.

– Я не понимаю, что происходит. Но если вы настаиваете, извольте, – пожал плечами Жан.

…Обыск продолжался недолго. Изъятые книги и бумаги были уложены в сундук, и стражники потащили его к выходу.

– Я вам больше не нужна? – спросила хозяйка у штатского. – Теперь-то я могу поесть?

– Да, пожалуйста.

– Ах, господин Жан, господин Жан! – сказала хозяйка, выходя из комнаты. – Такой милый молодой человек.

На улице послышался страшный грохот, и тут же раздался крик командира стражников:

– А-а-а! Идиоты! Прямо на ногу уронили! Да оставьте вы меня, болваны, подбирайте бумаги: смотрите, их ветром уносит! Если потеряете что-нибудь, пеняйте на себя!

– О, господи! Этого только мне не хватало! – вскричал человек в штатском, утратив свой флегматичный вид, и бросился на улицу.

Жан немедленно подскочил к окну, отворил свинцовую раму и выпрыгнул во внутренний дворик. В мгновение ока проскочив его, он перемахнул через забор, отгораживающий дворик от переулка, и скрылся.

Видевшая все это из кухни хозяйка всплеснула руками:

– Такой милый молодой человек! Кто бы мог подумать?..

Тесные врата

Ульрих

Дворец епископа, управлявшего не только своей епархией, но и всей областью, внешне был непримечательным: длинное трехэтажное здание, выстроенное из массивных коричнево-серых кирпичей и лишенное каких-либо украшений кроме резьбы на дубовых дверях с изображением сцен из Нового Завета.

Зато внутри дворца роскошь была необыкновенная; войдя в двери, Ульрих оказался в нижнем зале – огромном, двухсветном, отделанном драгоценным мрамором, с плафонами на стенах и росписью на потолке. Поднявшись по широкой лестнице на второй этаж, он, ведомый служками епископа, прошел через длинную череду комнат, которые могли бы вызвать зависть у самого турецкого султана.

В библиотеке, где Ульрих должен был дожидаться его преосвященства, стояли десятки книжных шкафов из красного дерева, высоких, с дверцами из золотистого стекла, с панелями из яшмы, агата, янтаря и сардоникса. В простенках между шкафами были поставлены диваны, обтянутые бордовым сафьяном с рисунком стилизованных крестов, а между большими витражными окнами возвышались постаменты с бюстами Платона, Аристотеля, Сенеки и Марка Аврелия.

– А, отец Ульрих! Ты пришел вовремя, это удивительно! – сказал епископ, появившись внезапно из какой-то потайной двери.

Благословив Ульриха, он дал ему свою руку для поцелуя, а затем продолжил:

– Не то удивительно, что ты пришел вовремя, а то, что ты пришел вовремя. Мои клирики приучил меня к своим вечным опозданиям. Они заставляют меня ждать их по часу и более. Что же, я, смиренный раб рабов Божьих, не ропщу и не гневаюсь, а смиренно прощаю неуважение ко мне. Но все же неудобно не иметь возможности заранее планировать свой день. Из-за опаздывающих и я вечно опаздываю.

Епископ подобрал полы своей алой шелковой сутаны и уселся на диван.

– Твои родственники, а среди них немало моих друзей, рекомендовали мне тебя как человека образованного, красноречивого, искренне преданного нашей вере. Такой человек, конечно, нужен мне в моей епархии, особенно в наши смутные времена; однако прежде чем предложить тебе место в ней, я хотел бы кое-что уточнить для проформы. Ты окончил университет и получил степень магистра богословия, не так ли?

– Да, ваше преосвященство.

– А потом постригся в монахи?

– Да, ваше преосвященство.

– Довольно странно… То есть не то странно, что ты постригся в монахи, а то, что ты постригся в монахи, – спохватился епископ.

– Я считал, что монах ближе к Богу, чем мирянин, – Ульрих не пожелал скрыть иронию. – Но я ушел из монастыря, потому что…

– Нет, нет, меня не интересуют эти подробности! – прервал его епископ. – Я прекрасно знаю, что творится у нас в монастырях. Что поделать: не каждому дано, но тому, кто вместит… Ты немец или француз?

– Скорее немец, чем француз. В моих родных краях эти народы перемешались.

– Это хорошо, что ты немец. В немцах есть основательность, которой так недостает нам, французам. Но паства твоя будет в основном французской, так что тебе придется нести ей Слово Божье не только с основательностью, но и с изяществом, иначе ты не будешь пользоваться успехом. Что поделать, – таковы французы, такими уж их создал Господь!

– Моя паства? – Ульрих вопросительно посмотрел на епископа.

– Да, твоя паства. Я хочу предложить тебе место священника в церкви Умиления Девы Марии.

– Вы, ваше преосвященство, настолько мне доверяете?

– Ты с первого взгляда произвел на меня благоприятное впечатление. Ты не опаздываешь, ты аккуратен, и сразу видно, что благочестив и умен. Чего же еще?.. Но послушай, что я тебе скажу, и запомни это. Ты не должен пренебрегать ничем, что может способствовать увеличению доходов собора. Произнося проповедь с кафедры или принимая исповедь, ты должен наставлять верующих аккуратно платить десятину и все пошлины, чтобы твоя паства таким образом доказывала свою любовь к Церкви. Ты обязан стараться умножать доходы от соборования больных, совершения месс и вообще от всякого церковного обряда. Что же касается причастия и заботы о пастве, то это тоже входит в обязанности священника, но их ты можешь возложить на кого-нибудь другого. Сам совершать причастие ты должен